Неотрывно глядя в глаза капитану, Каплу принялся выкрикивать заклинания.
Сперва главные, затем средние и, наконец, малые. Руки колдуна выписывали при этом в воздухе непонятные фигуры.
Кондратьев ждал, чем кончится словоизвержение. Было любопытно: отчего местный колдун так его невзлюбил? В других африканских странах колдуны не проявляли к нему особой неприязни. Во всяком случае, не больше, чем ко всем белым.
"Колдуны у негритосов самые расисты, - снисходительно подумал капитан. - Это оттого, что белые несут цивилизацию, а в ней колдунам попросту нет места".
Заклинания передавались устно из поколения в поколение с доисторической эпохи. В народе фон считали, что этим заклинаниям научил некогда первого колдуна сам Солнечный бог.
Во времена, когда люди лично встречались с богами, никаких русских и вообще славян еще не было. Тогдашнее уголовное право не знало полутонов. Человек мог быть либо невиновен, либо виновен. Никакой частичной ответственности. Если невиновен - можешь жить дальше. Если виновен смерть. В первобытных условиях инвалид почти сразу погибал. Поэтому, кроме жизни и смерти, других вердиктов суды не выносили.
Промежуточные наказания появились позднее, когда общество научилось содержать инвалидов. Недостаточно виновному человеку сохраняли жизнь, но отрубали какой-нибудь орган - ухо, язык, палец, ногу, руку... Или выкалывали глаз. Порой выкалывали оба глаза. Отрубали обе руки или обе ноги.
Эти мягкие, гуманные наказания существуют по сей день в Ираке, Ливии и некоторых других исламских государствах. К сожалению, с ними совершенно незнакомы отсталые черные жители африканских деревень.
Колдун Каплу не был кровожаднее других колдунов. Просто, с его точки зрения, капитан Кондратьев был виновен. Следовательно, должен был лишиться жизни.
Другого способа искупить вину колдун не знал.
Кондратьеву надоело ждать, пока прозвучат все известные Каплу проклятия. Он отодвинул колдуна рукой с тропы и зашагал дальше, твердо решив попытаться узнать, в чем тут дело.
Назавтра все осталось без изменений.
Возможно, резиденты продолжали нежиться на теплом даже в декабре берегу Сиамского залива.
Возможно, в эти минуты они уже обсуждали ситуацию в соседних Гане или Нигерии, но до Дагомеи дело так и не дошло.
Рота изнывала. Солдаты не прочь были порезвиться с черными девушками, но могли делать это лишь тайком. Кондратьев решительно пресекал все попытки сближения с туземками.
"Что позволено Юпитеру, не позволено быку, - повторял он любимую поговорку. - Этим гаврикам только дай волю. Расползутся с девками в радиусе десяти километров. Роту потом и за час не соберешь".
Сам Кондратьев, однако, пребывал в прекрасном расположении духа. Кошмары позапрошлой ночи отступили. Вчерашние проклятия колдуна явно не действовали на крепких парней в пятнистом хаки.
А главное - вечерние полтора часа с любвеобильной юной дочерью вождя. Вот приз, который, как надеялся капитан, будет ждать его в конце каждого дня, проведенного близ Губигу. Ради такой девочки можно потерпеть и мириады мух, и жару, и тропические ливни.
Он заглянул в палатку старшины роты.
Иванов лежал на спальнике и в сорок четвертый раз читал газету "Красная звезда" за 16 сентября 1971 года.
- Ну, ты, Серега, даешь. Приехал в Африку газетки читать?
- Товарищ капитан! - прапорщик вскочил.
- Ладно, давай без формальностей. Мы ж вдвоем.
- Скучно, Вась. Все, что на "Уралах"
поступило, я оприходовал. Даже таблетками для очистки воды научил ребят пользоваться.
- Да этой газете уже три месяца! Ты ж ее наизусть знаешь, - с этими словами Кондратьев протянул руку, но прапорщик спрятал газету за спину. Ладно, не трусь, не отберу. Давай-ка, дружище, знаешь куда махнем?
- Не знаю, - честно признался Иванов. - По-моему, никуда в этой глуши не махнешь.
- Ты про мангровые леса слыхал?
- Вы что, это в училище ВДВ проходили? - спросил уязвленный прапорщик. - Я, как ты знаешь, образованием не отягощен. Четыре класса церковно-приходской школы и копец. Все образование.
- Да брось ты обижаться, Серега.
Я сам мангровый лес ни разу не видел. Ну, на курсах по выживанию что-то нам говорили, конечно. Так ты эти курсы тоже слушал.
- Но этого я совершенно не запомнил.
То есть название действительно знакомое, а что оно обозначает - понятия не имею.
- Короче. Поехали. Устроим пикник.
Здесь у них недалеко очень редкий мангровый лес. Обычно такие леса растут по илистым берегам океанов. Или в устьях тропических рек. А этот вырос на берегу здешней... как ее... Вёме... Немо... Тьфу, опять забыл! В общем, взял и вырос в сотне километров от устья. Давай собирайся. Выпьем, закусим. На "Урале* туда минут двадцать езды. Или сорок. Этих местных не так легко понять.
Кондратьев утаил, что узнал о мангровом лесе от Зуби. В отличие от большинства мужчин он считал недостойным рассказывать о своих амурных делах. Иванов в свою очередь об этом знал и что-либо выведать не пытался. Его сразило другое:
- Как, без проводника?!
Грубейшее нарушение инструкции - в незнакомой местности отправляться вдвоем на пикник с выпивкой, притом без туземца.
- Еще чего! Ты за кого меня принимаешь, мон шер! - вскричал капитан и хлопнул "мои шера" по плечу. - У нас будет отличный проводник. Собственно, больше и брать некого. Народ в поле. А колдун второй день рядом с палатками сшивается.
Вот его, бездельника, и посадишь в машину. В кабине как раз три места.
Наконец идея овладела массами. Иванов воодушевился. Пора разогнать тоску.
- Есть, товарищ капитан, - приговаривал он, занимаясь чертовой шнуровкой, - все будет вери гуд...
Десантник, если не перечитывает со скуки старые газеты, знает два состояния.
Постановка задачи. И ее выполнение.
Спустя полчаса "Урал" неистово заревел и рванул в сторону деревни Губигу. За рулем сидел командир роты.
Десантный офицер должен водить все.
От мотоцикла до вертолета. И практиковаться при всяком удобном случае. Само собой, что прежде надо уметь стрелять из любого оружия.
После Большого дождя было сухо: сезон дождей медлил с окончательным наступлением. Поэтому колдун Каплу увидел сперва несущийся на него густой столб пыли, а уже потом разобрал грузовик. Раскрашенный в точности как одежда десантников.
Каплу отошел за пальму. Он и мысли не допускал, что ревущее железное чудовище направляется не к деревне, а именно к нему самому.
Кондратьев затормозил так, как учили на курсах спецвождения. "Урал" развернуло на 90 градусов. Его высокий щелястый капот уставился на пальму, за которой стоял колдун, как указатель: вот тот, кто нас не любит.
Каплу покрылся липким потом. Дальнейшее он видел словно в полусне. Слева распахнулась железная дверь. Оттуда спрыгнул здоровенный белый человек и огромными прыжками понесся на колдуна. Колдун закрыл глаза. "Солнечный бог, спаси и сохрани!" - взмолился он про себя.
Бог, видимо, что-то расслышал. Прошла секунда, другая, третья, а Каплу все еще был жив. Он приоткрыл глаза. Здоровенный солдат стоял перед ним с изучающим видом.
Увидав, что приступ самого острого страха позади, Иванов ткнул пальцем колдуну в грудь, затем указал на железное чудище. Давай-ка, мол, полезай.
Колдун что-то забормотал, но огромный белый солдат нетерпеливо мотнул головой: быстрей, быстрей. Не помня себя, Каплу оказался в чреве чудовища. На огромной, как ему показалось, высоте. Чудовище немедленно помчалось вперед, и колдун зажмурился. Впереди стояла пальма, за которой он пытался укрыться.
Несомненно, он у Солнечного бога на хорошем счету. Чудище почему-то не врезалось в пальму. Когда колдун вновь открыл глаза, то увидел, как слева и справа со страшной скоростью уносится назад родная земля. Увидит ли он ее когда-нибудь? Вот в чем вопрос.