- Докладываю: матушка в деревне, завтра вернется. Папа заступил в ночной дозор на складах фирмы "Тоусна".
Катя поднялась, собрала на пальмовом листе ямс и отправилась на кухню. Оттуда крикнула:
- Кофи, а кожуру тоже, как у картошки, срезать?
- Точь-в-точь! - крикнул в ответ Кофи и вернулся к славному боевому прошлому отставного полковника Кондратьева. - И еще, Борька, мне странно вот что. Из Африки люди стремятся привезти сувениры.
Маски везут, наконечники копий, стрел.
Всё это развешивают на стенах, показывают гостям. А у вас ничего такого не видно.
Африканские похождения отца очень мало заботили Кондратьева-младшего.
У нового поколения новые ценности. Новые интересы.
Африканские сувениры заботили Борьку еще меньше. Он действительно видел ритуальные африканские маски в некоторых домах и не испытывал к этим предметам ни малейшей тяги.
- По-моему, отцу было в Африке не до этого. Он там государственными переворотами, насколько я знаю, занимался. Правительственные резиденции захватывал...
Впрочем, Кофи, одна штучка у папы имеется. Сейчас покажу.
Борис встал из-за стола и скрылся в родительской спальне. Кофи Догме налил себе водки и выпил одним махом, чему научился прежде, чем овладел русским языком.
Борис прикрыл за собой дверь спальни и молча протянул Кофи какой-то предмет.
Нож! Деревянная рукоятка в форме змеи, покрытая черным лаком. Страшное обоюдоострое лезвие тридцатисантиметровой длины. И крупные буквы гравировки, протянувшиеся от рукояти к острию:
"А LА GUERRE СОММЕ A LA GUERRE".
А ля гер ком а ля гер - на войне как на войне. Такими штуками французские парашютисты вспарывали животы недовольным по всей Африке. В начале шестидесятых.
Когда французы ушли, то ножи, как водится, остались. Парашютисты меняли их на золото и алмазы. Дарили чернокожим возлюбленным. Отдавали черным колдунам в награду за амулеты бессмертия.
Нож задрожал в руках молодого вождя.
Он закусил губу. В голове грянули с беспощадной силой барабаны судьбы.
34
За окном угасал один из последних летних дней. Белые ночи были далеко позади.
Неумолимо надвигался учебный семестр, и это дело надо было как следует отметить.
На вечеринку Бориса, Катю и Кофи двоечник Дима привез в собственном джипе "Шевроле". Привез не куда-нибудь, а в чейто бывший дворец в центре Петербурга.
Собственно говоря, это в школе Дима был двоечником, которого тащили из класса в класс благодаря папе, одному из секретарей Ленинградского горкома КПСС. Затем папа стал "новым русским"
и купил двоечнику Диме джип и квартиру во дворце.
Большое помещение с непривычки угнетает. Первым пример подал Борис: плюхнулся в кресло. И утонул. Катя постояла у картин и потащила Кофи за руку. Они осторожно примостились на краешке кожаного диванчика. Кофи посмотрел на часы.
Половина девятого. За огромными окнами сгущались сумерки.
- Сейчас я вам что-нибудь для души поставлю, - сказал двоечник Дима, подходя к стойке с радиоаппаратурой; он только что закончил разговор и небрежно швырнул трубку сотового телефона в одно из огромных кожаных кресел. - Пока народ не подвалил.
Раздался мелодичный бой часов, и гости завертели головами, пытаясь обнаружить источник где-нибудь на стене.
- Куда ты их запрятал, Димыч? - озадаченно пробормотал Борис.
Хозяин выбрал компакт-диск, вставил под крышку проигрывателя и нажал пуск.
Растянул удовольствие.
- Никуда я их не прятал. Просто вы ищете часы настенные, а у меня напольные. Во-о-он там стоят. Начало девятнадцатого века. Штук на десять, думаю, потянут.
Гостиная медленно наполнялась странными звуками. Скрежет, повизгивание, побрякивание, позванивание, постанывание. Какие-то удары, не связанные единым ритмом... И повторы, повторы, повторы.
- Ты что поставил? - заорал Борис. - У меня от это" какофонии крыша едет!
Голос хозяина долетел откуда-то из коридорных далей. Делаясь, однако, все громче и громче.
- И с этим человеком я сидел за одной партой! И этого человека я принимал за интеллектуала! А у него от психоделической музыки крыша едет. - С этими словами хозяин дворца вернулся в гостиную, толкая перед собой столик на колесах, уставленный бутылками. - Я сокрушен и растоптан. Катя, что произошло с твоим братом?
"У, сноб! - подумала Катя. - Так бы моргал ы и повыколола!"
- У нас отец солдафон, мать - домохозяйка, - сказала она. - Как надену портупею, все тупею и тупею, слыхал? Это про нас. Откуда тут интеллекту взяться?
Отца Димы она смутно помнила по той, прежней жизни. Юного двоечника привозила в школу черная горкомовская "Волга".
"Смотрите, какой ежик! - подумал двадцатилетний сноб Дима. - А хороша!
Фигура, морда... Такая баба, что черному гиббону и отдавать жалко".
Резкий звонок в дверь заставил вздрогнуть всех, включая хозяина.
- Стремный флэт. Открыта дверь. На пороге что за зверь? А-а-а, да это мент в натуре! - паясничая, продекламировал Борис.
- Началось, - вздохнул Дима и, крутнув напоследок регулятор громкости, отправился открывать. - Просвещайтесь!
Борис с ненавистью посмотрел на его туго обтянутую задницу. Подошел к проигрывателю и убрал звук совсем.
- Борька, - Катя потянула брата за рукав, - он хоть где-нибудь учится, этот твой одноклассник?
Борис наморщил лоб:
- Ну естественно, - сказал Борис. - Ты что, не знаешь, где все папенькины сынки учатся? Если не в Штатах, то в МГИМО.
- Что такое мгимо? - оживился вдруг Кофи.
Это слово в его родной речи означало то, что медики называют "анусом". Порусски - задний проход.
- МГИМО расшифровывается как Московский государственный институт международных отношений.
В коридоре нарастал гул голосов. Делался все ближе и ближе. Наконец в гостиную вошел "бедный парень". А за ним - целая вереница молодежи, шесть или семь человек. Они тут же столпились вокруг колесного столика.
Вот кто действительно чувствовал себя как дома! Парни и девушки, не обращая внимания на новичков, хватали фужеры, наполняли их из теснящихся бутылок, чокались и отхлебывали. При этом они обменивались быстрыми фразами. О последних видеофильмах. Об Уимблдонском турнире по теннису. О последнем показе мод в Париже. О последнем автосалоне в Детройте.
- Золотая молодежь, - шепнула Катя брату. - Посмотри, какие шмотки.
- Чтобы определить, что это за публика, необязательно смотреть на шмотки, - приблизившись к уху сестры, ответил Борис. - Они говорят на воровском жаргоне.
Копируют родителей.
- Боря, Катя, Кофи! - раздался призыв Димыча. - А вы что сидите, как на похоронах?
Из шумной пьющей компании вылетело несколько любопытных взглядов. Борис взял в руку бутылку водки. Естественно, "Finlandia". Они выпили.
- Извините, мой господин, - раздалось над ухом у Бориса. - Я вас в первый раз вижу в нашей компании.
Девчушка лет семнадцати присела на подлокотник его кресла. На ней был короткий сарафан цыплячьего цвета.
Он хмуро сказал:
- Я резидент ЦРУ. Мне нужно вас завербовать.
Это была шлюха. Только золотая. Ей не надо денег, потому что она сама может заплатить кому угодно. Этот желтый сарафанчик, должно быть, от Версаччи и стоит... Цен на одежду от Версаччи Борис не знал. Он не любил считать чужие деньги.
Он любил иметь свои.
Юная соблазнительница радостно улыбнулась и прошептала ему на ухо:
- Я подумаю о вербовке.
И вернулась к золотой молодежи.
Борис налил еще. Когда чокались, взглянул на девицу в сарафанчике. Пару раз прежде ему доводилось за один вечер проделать с девушкой путь от знакомства до постели. Его самого снимали впервые.
- Вы знакомы? - спросила Катя.
- Нет. Первый раз вижу.
- Если хочешь проверить, что у нее под сарафаном, будь осторожен. Она тебе нравится?