Борис глянул еще раз.
- Красивая. Похожа на молодую лисичку.
Кто-то вспомнил о танцах. Сделали погромче, услышали какофонию и замахали загнутыми пальцами, как креветками:
- Димыч, ты отвечаешь за свой базар?
Ты обещал не бомбить нас больше этой лажей?
Не по годам плешивый хозяин вразвалку подошел к радиоаппаратуре и со вздохом заменил диск:
- Да, братва, вы уже, конечно, не мутики, но еще не богема. Шедевры "King Crimson" назвать лажей! Позор...
"Это уже не автомобиль, но еще не космический корабль", - Борис вспомнил о сегодняшней поездке в джипе "Шевроле".
Он решительно встал и подошел к девушке в желтом сарафане.
Она тут же обвила его шею руками.
- I put a spell on youl - надрывался в стоваттных динамиках Джон Фогети из группы "Криденс". - Я приворожу тебя!
Неподалеку закружились Кофи с Катей. Молодой вождь уткнулся широким носом в рыжие волосы и нюхал. Пил и не мог напиться.
Завсегдатаи дворца танцевали смелее.
Здесь, должно быть, так принято: обнимать не плечи, не шею, не спину, а - задницу. И задницей при этом покручивать.
От гигантской люстры было светло как днем. Одна из пар, проплывая мимо, щелкнула выключателем. Сразу стало ясно, что на улице темным-темно. Завопили несколько дурных голосов:
- Дышать темно!
Аккуратно обходя танцующих, по гостиной расхаживал хозяин. Димыч зажигал свечи в подсвечниках, расставленных и развешанных повсюду.
Заколыхались тени топчущихся на одном месте людей, обхвативших друг друга за ягодицы. Борис ощутил, как узкая рука девушки поползла по его спине вниз. Его колени ответили на это дрожью. В ответ он приник губами к ее шее. Она еще пахла детством.
На поясе джинсов узкая рука словно поколебалась в раздумье. Вперед? Назад?
И скользнула на ширинку. Плотно прижалась. Эта девушка всегда играла белыми фигурами. Белые начинают и выигрывают.
Борис Кондратьев, испытывая страшное напряжение, сделал черными ответный ход. Положил руку на грудь девушки, похожей на лисичку.
Ну кто носит сарафан с лифчиком? Никто. Грудь оказалась совершенной конической формы. Ладонь Бориса стала куполом для этого конуса. Он почувствовал, как стремительно твердеет ее сосок. Принялся теребить этот удивительный пупырчатый орган пальцами. Девушка-лисичка нашла в свечном полусвете его губы.
- Блюз сменялся блюзом. Это не дискотека с бешеными ритмами рэпа и рэйва.
Тут люди танцуют всерьез. Не прерывая поцелуя, Борис окинул взглядом комнату.
Пейзаж не отличался разнообразием. Тут и там топтались парочки, причем народу явно прибыло.
"Что же дальше?" - мелькнуло в голове. Словно услыхав этот немой вопрос, девушка, танцуя, повела его к выходу. Последнее, что увидел Борис, так это затяжной поцелуй своей сестры со своим черным другом.
Вот они и в коридоре. Она взяла его за руку и уверенно потянула к одной из благородных деревянных дверей. Толкнула.
Нашарила выключатель.
Борис застыл посреди комнаты. Черные стены, черный пол, черный потолок, короче говоря, все черное. И белая огромная кровать. На стене у изголовья источник приглушенного света. Бра в форме черной раскрытой ладони.
Девушка подошла к кровати. Грациозно завела руки назад и расстегнула верхнюю пуговицу между лопаток. Борис приблизился и расстегнул остальные. Милое дело снимать сарафаны. Куда труднее любить в двадцатиградусный мороз в подъезде.
Трусиков не оказалось, как и лифчика.
Борису стало неловко из-за того, что у него самого под джинсами были плавки. Казалось, девушка-лиска посмотрит сейчас с укоризной и скажет: "Что за пролетарская привычка носить лишнюю одежду?!"
Наконец все с себя скинув, Борис повернулся к кровати... И снова застыл.
Под светом из черной ладони светильника юная лиска полулежала с широко разведенными ногами и мастурбировала. Глаза ее были полуприкрыты, а рот приоткрыт.
Ее родители состояли в свое время в ВЛКСМ. Возможно, даже в КПСС. И вот результат. Дожили. Их нравы.
В тот же миг Борис приник губами к груди восхитительного создания. Она со стоном ухватила его за уши и потянула на себя. Он тоже чуть было не застонал - от боли. Ее стройное тело трепетало и выгибалось, как у весенней кошки.
Сидя верхом на впалом девичьем животе, Борис нагнулся вдруг, как цирковой джигит, на всем скаку поднимающий с пола монету. Дотянулся до брошенной тенниски. Достал из нагрудного кармана презерватив и впился зубами в упаковку.
Спустя четверть часа Борис натянул джинсы на голое тело и вышел со словами:
- Пойду принесу выпить и поесть...
- И сигарет, - слабым после перегрузок голоском попросила девушка.
Хотя первым делом он, конечно, отправился на поиски туалета. Воздух в коридоре раскачивался на волнах блюза. Борис сунулся в одну из комнат. В окно светила луна. Это тоже была спальня. Черт знает какого цвета. В темноте все кошки серы.
Может, красная, раз черная уже есть.
Кровать выделялась тем же большущим белым пятном. Там шла какая-то возня.
Глаза привыкли. Они уже различали два тела.
"Клянусь, это Катька с Кофи!" - произнес про себя Борис Кондратьев и спешно ретировался. Ему стало нехорошо. Тревожно. Сестра в постели с негром. Впрочем, он сам их познакомил... Но где же этот чертов сортир?
35
Катя ласкала сильное черное тело.
А черное тело извивалось от этих ласк.
В глотке у Кофи хрипело. Катя и сама дышала часто-часто. Но отталкивала черные руки, едва те тянулись к ее бедрам.
Наконец Кофи зарычал и задергался.
Словно в настоящих предсмертных конвульсиях.
Постепенно он затих. Вытянул на постели длинные худые ноги. Катя положила голову ему на плечо.
- Все равно вы все расисты, - глухо сказал молодой вождь. - Раз из Африки, значит, ВИЧ привез.
- Миленький мой, ну что ты городишь? - Катя провела языком по его виску. - Если б ты из Америки приехал, я бы то же самое сказала. Зайдешь завтра ко мне на работу, и сделаем анализ.
Кофи отбивался, как обиженный мальчик, у которого не осталось аргументов, но осталось уязвленное самолюбие.
- До моего народа ВИЧ вообще еще не добрался, - канючил он. - И зеленые обезьяны в наших местах не водятся. Мои люди самые здоровые среди африканцев.
- А средняя продолжительность жизни?
- Мой дед, может, девяносто лет прожил!
- Это я уже слышала. Честь и хвала твоему деду! Я про среднюю продолжительность спрашиваю.
- Ты издеваешься, как настоящая расистка. Ну кто в тропиках такую статистику собирает!
- Вот видишь! - Катя в полемическом запале ущипнула вождя за бок.
- Катька, дура, больно!
- А за дуру еще разок... ВИЧ не то что не добрался, а ВИЧ выбрался из твоей деревни! Вот тебе, вот тебе!
- Ну больно же, говорю!
- А придешь завтра ко мне на работу?
- Не приду, - проворчал Кофи.
Катя прильнула сзади. Прижалась к его идеально гладкой коже. Гибкое тело вождя вновь стало отвечать рукам Кати ритмичными движениями. Его широкие ноздри втягивали жгучие Катины запахи. Смутно белели в лунном свете трусики на ее широких бедрах.
После посещения туалета и ванной Борис с голым торсом заглянул в гостиную. Несколько молодых людей там еще ели, пили и болтали. Одежды на некоторых было еще меньше, чем на нем. Одна пара продолжала танцевать: девушка в безрукавной блузке и юноша в одних носках.
- О, Борька! - раздался голос хозяина. - Ну как тебе у меня?
- Спасибо, Димыч. У тебя превосходно. Меня одна твоя гостья послала выпить и закусить принести.
Не выбираясь из кресла, бывший одноклассник протянул тарелку бутербродов с красной икрой.
- Попроще ничего нет?
- Вот, пожалуйста.
С этими словами Димыч сунул другую тарелку бутербродов. Они были щедро покрыты черной икрой.
- Красиво жить не запретишь! - воскликнул Борис, захватил початую бутылку финской водки и вернулся в черную спальню.