История этого рода, так же, как и история самого барздучьего племени, терялась в глубине веков и изобиловала всевозможными преданиями о геройских подвигах их различных предков. Сами же эти древние сказы являлись едва ли не самым ценным сокровищем рода, пронесенным сквозь века Лихолетья. В долгие осенние вечера, когда земники готовились к осенней спячке, старые седые гусляры, окруженные всеобщим вниманием и заботой, усаживались поближе к теплому очагу и, потихоньку перебирая морщинистыми пальцами медные и серебряные струны, торжественно и отрешенно напевали о временах минувших, о битвах на Свияжских берегах и подвигах героев славного племени барздуков. Последним таким героем, про которого еще только-только начинали складывать витиеватые песни, был тот самый воевода Лютень, весть о котором прогремела по всему Понеманью. Но кто из седых сказителей, да и вообще из всего земниковского племени, мог предположить, что имя одного из Бирзулисов будет воспеваться не только в Неманском краю, но и по всему Великолесью - и даже в далеком Диком Поле, затерявшемся где-то там, на юге, за окраинами могучих древних лесов.
Звали того последнего героя Лиго из рода Бирзулисов, хотя, по правде сказать, еще ничего героического или хоть мало-мальски стоящего он в своей жизни не совершил. Более того, ни по возрасту, ни по внешности он и вовсе не был похож ни на героев древности, как их описывали старинные сказания, ни даже на своего отца - знаменитого воеводу Лютня. Воевода для земников был очень даже высок и мог сидеть верхом не только на пони, лохматых местных лошадках, выведенных для себя барздуками, но даже и на людских конях, а потому чуть ли не на целую голову возвышался над своими соплеменниками - Лиго в свои неполные двадцать один ростом ну никак не удался в отца и даже, как подшучивали злые языки, совсем наоборот, то бишь был вовсе не отличен от всех своих ровесников. Лютень был могуч и силен, выносливость его, закаленная в боях и походах, почти не знала границ - Лиго же ничем особенным, ни силой, ни статью, ни ловкостью сверх меры похвастаться и вовсе не мог, разве что не был, как говорится, первым из последних. Отец был смел и отважен, в глазах его всегда сверкала твердая решительность воина - сын же был больше отважен в речах, нежели взаправду, и после каждой своей шкоды норовил побыстрее смыться, чем держать ответ за свой поступок. Смелость его, проявлявшаяся от случая к случаю, проистекала скорее даже не от природной отваги, а из боязни и вовсе уж показаться трусливым в глазах сверстников. В общем, Лиго был самый обычный ребенок, совершенно не выделявшийся из среды своих одногодков, ничем не примечательный, в меру трусоватый и с ленцой, как, впрочем, и почти каждый из нас. К нему полностью подходила характеристика - такой же, как все. Вполне может быть, что если бы не внезапная погибель отца, то все эти черты скорей всего при твердом и умелом воспитании его сурового родителя если и не сменились бы на явные добродетели, то уж, по крайней мере, не так бы бросались в глаза. Но увы - воевода Лютень погиб всего через несколько лет после битвы на Семи Холмах, угодив в дозоре на засаду волколаков на Западном кордоне, и сын почти не помнил своего отца, кроме как по рассказам своей родни и близких (и не очень) людей. А еще через год умерла и его мать, не вынеся тоски от разлуки с мужем. И в свои неполные семь лет Лиго остался круглым сиротой.
Остаться сиротой - всегда огромное горе, и оно еще горше вдвойне, если осиротел в раннем детстве. К чести земников (и, увы, далеко не к чести многих людей) и детство, и старость своих сородичей барздуки всегда окружали особой заботой, так что Лиго не пришлось ни выслушивать оскорблений, ни терпеть побоев, ни тыняться по чужим дворам в поисках краюхи хлеба. Барздуки всегда жили по своим хуторам одной большой семьей - нашлось место у очага и для сироты.
Место у очага - это мягко сказано. Поначалу его забрали к себе Бубиласы - род, конечно, не такой знаменитый, как Бирзулисы, но зато веселый и многочисленный. Ведь мать-то его как раз и была из этого колена, куда она и вернулась после смерти мужа. А затем, по достижении двенадцати лет, так сказать, промежуточного совершеннолетия по земниковским обычаям, его отдали в школу вайделотов при одном из храмов Криве-Кривайтиса в окрестностях Волен-града. Верховный жрец храма, владыка Куреяс, а также глава школы волхвов-вайделотов, счел добрым предзнаменованием, что сирота родился не только в канун священного праздника солнцестояния (в честь которого малыша и назвали), но и в канун великой Семихолмской победы. Да и само происхождение из рода прославленного воеводы Лютня Бирзулиса сыграло в решении верховного жреца взять в науку мальца совсем не последнюю роль.