Я сделал несколько шагов в том направлении, где по моим представлениям должна быть река и остановился, словно пораженный столбняком. Я услышал… нет, не стук топора, не занудную брань Командора. Я услышал голос, старушечий голос:
– Ага, явилась, непутевая! Ну что, нагулялась?!
Я сделал над собой усилие и обернулся. Около избушки стояла древняя старушонка с кривым сучковатым посохом и разговаривала явно с избой. Та виновато втягивала крышу в клеть и переминалась с лапы на лапу. Теперь-то я уже понял, что стояла избушка не на кряжистых пнях, а на внушительных размеров птичьих лапах.
– Всю ночь, стало быть, где-то шляешься, – продолжала браниться старуха, – а хозяйка, значит, ступай к лешему! Хорошо, Лешек переночевать пустил, внук все-таки, а нет, так что? До утра вдвоем с моим другом ревматизмом по лесу шастать?
Она замахнулась посохом. Изба присела и услужливо распахнула дверь. Теперь пришла моя очередь втягивать крышу, то есть голову в плечи, ибо, не ожидая столь раннего возвращения хозяйки, я не устранил следов нашего пребывания – на столе осталась грязная посуда, а по углам разбросаны пропахшие дымом штормовки, анораки, рюкзаки и прочее барахло. Надо бы пойти следом за бабулькой, извиниться за нечаянный визит, забрать вещи и скорее дать деру. Похоже, изба вчера сбежала от бабки, а ночью притащила нас сюда.
Но, все-таки, куда делись ребята? Смылись, бросив меня и наши вещи? Нехорошо оставлять друга одного в такой пикантной ситуации. Ладно, далеко изба уковылять не могла, не скорый поезд, чай. По любому река здесь где-то поблизости. А в моем рюкзаке лежит GPS-навигатор, с ним я найду и ребят, и наш плот.
В тот момент моя башка настолько была занята переживаниями, что я даже не удивлялся самому факту существования самоходной избы и не пытался разобраться в принципе ее действия. Поставив каны в траву, я решительно зашагал к избушке.
– Что, молодец, дела пытаешь, аль от дела лытаешь? – спросила бабка, завидев меня в дверном проеме.
– Вы уж простите, мы тут вчера воспользовались… чтоб переночевать… мы думали это зимовье… я сейчас все уберу!
– Пустяки! – буркнула старуха.
– Скажите, а далеко ли до реки?
– До Смердяши-то? Да версты три, не более.
Не подумал бы, что величественная таежная река, объект поклонения не одного поколения туристов-водников носит в этих краях столь неблагозвучное название.
– А не встречались ли вам поблизости два добрых молодца и две красные девицы? – решив подыграть бабуле, я произнес эту фразу в ее стиле.
– Не, милый. Окромя тебя тут поблизости ни от кого русским духом не пахнет. У меня-то на вас нюх особый. Дык только вот оно что: ужо лет двести вашего брата сюда не забредало.
– Видите ли, мы ночевали в вашей избушке впятером, а сегодня утром своих друзей я тут не обнаружил. Сам-то я спал на чердаке, и когда они ушли, не слышал.
– А ну-ка, сейчас глянем.
В руках у старухи оказалась колода карт. Ну, ясно! Сейчас раскинет карты и нагадает мне казенный дом, дальнюю дорогу, червовую даму… Бабка перетасовала колоду и положила в печь. Колода с легким жужжанием исчезла в ее недрах. Потом старушка взяла печную заслонку, прислонила к устью печки задом наперед. На закопченной заслонке появились какие-то пиктограммы, забегал курсор и вся заслонка засветилась, как экран жидкокристаллического дисплея. Тем временем, старушка достала из-под шестка замусоленное яблоко и пыльное блюдце, положила блюдце себе на колени, сдула пыль и стала водить по нему яблоком. Я пытался заглянуть ей через плечо.
– Погоди, яхонтовый, сейчас на большом екране глянем, – проворковала она.
Похоже, в избушке велось видеонаблюдение. Печная заслонка показывала все, что происходило в избе минувшим вечером. Вот мы входим и вносим свое барахло. Вот садимся ужинать, разливаем спирт, выпиваем. Вот я упал головой в миску, вот Катька поднимается на метле к потолку. Я потупил глаза, а бабка недовольно пошамкала губами. Вот мы выходим из избушки, потом ребята заходят обратно, залезают в спальники и задувают свечи. Становится темно, но изображение по-прежнему четкое, только зеленоватое и монохромное. Затем вхожу я, пытаюсь устроиться на печке и, в конце концов, залезаю на чердак. Дальше, за окном начинает брезжить рассвет, а передний план, словно в окне вагона, приходит в движение. Точнее, это избушка трогается с места. А потом – яркая сиреневая вспышка и… помехи. Бабка и так, и этак крутит яблоко в блюдце, но рябь с экрана не исчезает. Чуть позже изображение появляется, но комната уже пуста.