Хоть отец Андрей никогда не показывал своих чувств к нашей бабушке, но я-то знал, что он любил ее всем своим добрым сердцем. Было видно не вооружен глазом, как он за нее переживал, когда бабуля слегла в постель.
У моего папы не было матери. Когда он родился, мать бросила его, сбежав в неизвестном направление: ее так и не нашли. Поэтому папу воспитывал строгий и суровый дедушка Василий. Он мне сам рассказывал, как ему не хватало в детстве женской ласки, материнской заботы: он чувствовал себя неполноценным ребенком. Но все изменилось в двадцать один год, когда он встретил мою будущую маму и познакомился с ее жизнерадостной мамой, с моей бабушкой. Для него она стала матерью.
– О Боже! – вскрикнул я. – Что нам делать? Мы должны быть у нее!
– Нет, Дима. Сейчас тебя туда никто не пустит. Даже можно не рассчитывать. – Он почесал затылок и сел на диван. – Сейчас нам нужно будет поддержать маму. Она очень напугана. А вечером мы обязательно сходим в больницу. Втроем. Возможно, бабушке станет лучше. И нас пустят в палату.
– А если нет?! Что если, она…
– Все будет хорошо. Не думай о плохом, – перебил меня отец, доставая из кармана спортивных штанов пачку «Винстона». – Я пойду, успокою нервы. Иди, поешь. Мама приготовила изумительно вкусный яблочный пирог.
– Хорошо. Папа?
– Что сын?
– Я люблю тебя. Не переживай.
– Я тоже тебя люблю, сынок, – ответил он.
Теперь в его глаза засверкали скупые слезы, поэтому он быстро скрылся на балкон и закурил.
Каким же надо было быть дураком, чтобы сделать крепкий кофе человеку с высоким давлением. В тот момент я сильно напугался, в голове постоянно что-то стукало, в горле встал комок.
Я себя ненавидел!
Глава 3
Как сейчас помню, два последующих дня были просто кошмарными. Все наше не многочисленное семейство было на взводе. Мать каждый день плакала, хоть и не показывала этого: но заплаканные и немного опухшие глаза выдавали ее. Отец не находил себе места, постоянно ходил курить и чуть ли не каждые четыре часа звонил в больницу, чтобы узнать состояние здоровья бабушки. Я же безумно переживал и обвинял себя, не мог спать по ночам, думая о своем нелепом поступке. Мне снились кошмары, что бабушка умирает и последние ее слова: «Ты убил меня, внучок!».
Дни как будто потеряли обычный смысл, все стало тусклым и неинтересным: со школьных уроков хотелось убежать; дома, лежа на диване, хотелось на улицу; с холодной и дождливой улицы хотелось бежать в неизвестном направлении, чтобы только забыть про этот кошмар. Даже разговор с Вовкой, который всегда мне поднимал настроение, не помогал.
Наконец-то нам разрешили поправедовать бабулю, только поодиночке и на пару минут. Ее перевезли в другую палату (я тогда не понимал, зачем врачам это понадобилось), где лежала еще одна старая женщина, потерявшая окончательно рассудок, когда ее муж умер от инфаркта, две недели назад.
Я пошел первым, я не мог больше ждать. Я был взволнован и одновременно счастлив.
Я подошел к палате триста двенадцать, постучался и открыл дверь. Увидев бабушку, лежащую у окна на койке, я все-таки не смог сдержать поток искренних слез.
– Бабуля. Я так переживал. – Я помню, что взял ее старую и дряхлую руку, такую родную и нежную. – Я думал, я тебе убил…
– Димочка, мой родной. Я так рада тебя видеть, – говорила она тяжело, прерывисто: постоянный кашель не давал ей покоя. – Я тоже думала, что больше тебя не увижу. Не увижу твою красивую голливудскую улыбку, которая всегда мне поднимала настроение, когда жизнь была просто невыносимой. Не увижу твоих светловолосых локонов, свисающих до самых бровей. Не увижу твоих зеленых глаз, в которых царит безграничная любовь и доброта. Не почувствую биение твоего благородного сердце, как и не почувствую твои нежные руки, ухаживающие за мной. – Она остановилась, ее глаза увлажнилась и одна слеза неспешна, скатилась по ее морщинистой коже. Седая прядь прилипла к потному лбу. – Я боялась не успеть рассказать до конца свою историю.
– Я тоже боялся, что не услышу ее до конца. Но ты же мне еще расскажешь? Теперь все будет в порядке?!
– Время мое истекает, мой внук. И с этим ничего не поделаешь, – сказала она.
– Но ты ведь не умрешь? Ты не должна умирать, – сказал я.
Помню, что я плакал.
– Все умирают рано или поздно. Смерть – это последний, завершающий этап жизни. Без него невозможно наше с тобой существование, как без первого этапа – рождения. Ты должен это понимать, Дима.
– Но это несправедливо. Зачем Богу забирать людей, которых любят и ценят при жизни? Зачем он хотел забрать тебя, бабуля? Что ты ему сделала плохого? Я не понимаю?