... Зевота заразительна. Ночь всё равно бы когда-нибудь кончилась.
На столике подле кровати горела свеча в высоком стройном подсвечнике. Раздеваясь, я осмотрелся. Комната эта, приспособленная под спальню,- а сделано это было явно по случаю и без какого-либо предварительного замысла,- одной своей стеной сообщалась с библиотекой, вернее сказать, не стеной, а стеллажом, плотно заставленным книгами, коих видны были только обрезы. При желании можно было изъять какую-нибудь из этих книг и прочитать название, повернув её к себе корешком, или посмотреть, что там делается в библиотеке, или же наоборот, заглянуть из библиотеки сюда, чтобы... ну хотя бы для того, чтобы узнать, лёг ли я уже спать. Помимо книжного стеллажа комнату соединяла с библиотекой дверь,- судя по тому, как искусно она была замаскирована, потайная,- которой я не заметил ни теперь, этой ночью, когда утомлённые бесконечной беседой, мы позволили себе наконец заметить, что время уже близится к утру, и пожелав друг другу спокойной ночи, разошлись по своим спальням, ни на следующий день, когда, проснувшись, я немедленно отправился на поиски хозяина дома, даже не напудрившись и приведя себя в порядок без должного тщания, совершенно забыв о том, что в доме могут быть гости, и не знал бы о ней ещё дольше, когда бы сам господин архивариус любезно не показал мне её, отдав ключ и тем самым предоставив возможность,- хотя и не без некоторой иронии со своей стороны,- пользоваться ею, когда я того пожелаю и в любое время. Покончив с раздеванием, я присел на край кровати и попытался извлечь какую-то из книг, стоявших на ближайшей ко мне полке, подумав, что чтение поможет мне отвлечься от мыслей, которые всё ещё не отпускали меня и грозили не дать мне уснуть, но книги эти были столь плотно прижаты одна к другой, что мне этого не удалось. Когда же я потянул сильнее, выдвинулось сразу несколько книг. Разбираться в них представлялось делом утомительным, и, оставив затею с чтением, я задул свечу и забрался под одеяло. Тем более что и время было уже............позднее..........
......всполохи над ночной равниной............... на тонких голубых усиках, посредством которых они опираются о лёд и скользят, то вспыхивая, то вновь погружаясь в темноту... малиновые молнии зигзагами рассекают фигуры танца, и... она хохочет, запрокинув лицо и срывая с себя обнажёнными руками целлофановый дождь... пронзительные всхлипы труб, и судорожно... падают и, распластавшись на льду, силятся подняться и падают вновь, фигурки паяцев, срываясь с натянутых нитей, невидимых так высоко, падают, замедляясь в падении, и зависают на миг, чтобы снова взлететь, и снова... прыгают сквозь огненные кольца и что-то кричат, огненные клоуны с густо набеленными лицами бьют в барабаны, рассевшись вокруг на корточках... в проруби всё быстрее, быстрее... вторя движениям механических кукол, они... выплеснула в огонь, и пламя, взорвавшись... осыпаются искрами... искажённые... прыжки, взметая края юбок, и кольца сверкают... догнать его... нет... его лицо мелькнуло и снова исчезло... я протягиваю руку, но поскользнувшись... они смеются вокруг... отбиваюсь, пытаясь вырваться, и вот, когда мне удаётся наконец это сделать... мне навстречу, и я схватил уже край его мантии... значит, ночь не кончилась, и всё это... он смеётся и, взяв меня за локоть... непонятные жесты... я не сумел возразить... чтобы остаться... пылающих карт из рукава фокусника, он приглаживает лоснящиеся от помады волосы и, быстро наклонившись... не его лицо, я оглядываюсь... заслоняют собой, и в шуме... в кресле, влекомом упряжкой... всё дальше, я бегу, но слишком медленно, он оборачивается, и я вижу, как его губы... в моих руках палочки, и я бью в этот барабан и не слышу его звука, и в каком-то странном исступлении я бью всё сильнее, сильнее, чтобы пробиться звуком сквозь шквал осаждающих меня криков, я бью, но всё так же... его уже нет....................я кричу............
...
- Что вам угодно? Я обернулся. За моей спиной с подносом в руках стоял лакей. - Господин архивариус...- сказал я, отходя от дверей кабинета.- Он не здесь? - Они в гостиной,- сказал лакей.- Внизу. А вы... - Что?- сказал я. - Прошу прощения,- сказал он.- Разве вы приехали не со всеми? - О да,- сказал я.- Я приехал со всеми. - Если угодно, я могу проводить вас... - Не нужно,- сказал я.- Я знаю дорогу.
Едва я вошёл в гостиную, как, увидев меня, господин архивариус выпрыгнул из кресла и, указав на меня рукой присутствующим, громко объявил: "А вот человек, который ищет то, чего нет!" Все повернулись в мою сторону. Разговоры оборвались. Я смешался. - Если вы имеете в виду наш с вами разговор, то я... - Ах, оставьте!- воскликнул он.- Довольно! Здесь никто не станет вас слушать. Окончательно смутившись, я уже начал подумывать о бегстве, как вдруг одна из матрон вскочила с места и, подбежав ко мне, схватила мою голову руками и порывисто прижала к своей необъятной груди. - Не дам обижать!- крикнула она страшно. Все засмеялись. Я забился в её объятьях, мои ноздри были зажаты, я почувствовал, что покрываюсь потом, я задыхался и всё не мог высвободиться. Общий смех, наконец, стих. Она отпустила меня и, ободряюще мне кивнув, с видом исполненного долга прошествовала на своё место. Гостей стали обносить шампанским. Архивариус подошёл ко мне. - Выпейте,- сказал он, подавая мне бокал.- Это освежит вас. - Зачем вы так,- укоризненно сказал я, принимая шампанское. - Пустое,- беспечно отмахнулся он.- Они тут же всё забудут. - Может быть, вы представите меня более подобающим образом? - Не думаю,- сказал он,- что сейчас для этого самый подходящий момент. - Тогда, может быть, мне вообще лучше уйти?- сказал я. - Да!- сказал он.- Пойдите лучше... погуляйте пока. А я быстренько выпровожу их, и тогда уж мы с вами посидим, поболтаем... - Так что, я... Пошёл? - Да, да, идите!- обернулся он, уже возвращаясь к своим гостям. Я вышел за двери, всё ещё сжимая в руке пустой бокал. Дойдя до лестницы, я с чувством грохнул его об стену.
Поднявшись по ступеням лестницы и войдя на второй этаж, я увидел лакея, который стоял у окна, перегнувшись через подоконник и опершись на него руками, согнутыми в локтях, солнце золотило расшитую ливрею на его спине, и эта зелёная ливрея делал его похожим на огромного кузнечика. Сходство это ещё более усиливалось тем, как небрежно скрестил он ноги, соприкасаясь с паркетом одними только носками своих изящных туфель, украшенных бантами с пряжками. Он весело болтал какую-то чепуху, переговариваясь со смешливой девушкой во дворе, и, подавив секундное желание подойти к окну и посмотреть на неё, я остался на месте и мог только слышать её смех, не видя её самой. Я окликнул его, но он, не услышав или не обратив на это никакого внимания, нахально продолжал болтать, и я пожалел, что рано разбил бокал было бы чем запустить в него.