Спустя месяц поступает ответ от заведующего «Первой канцелярией внутренних дел». Здесь необходимо оговориться, что в жившей под Бернадотами Норвегии не было службы иностранных дел, а потому даже вопросы зверобойного промысла в отдаленных краях и водах с неизвестной принадлежностью относились к ведению Департамента внутренних дел. «Я не обладаю сведениями, которые бы позволили мне решить вопрос о значимости для Норвегии обладания Шпицбергеном», — несколько туманно пишет заведующий. Впрочем, далее следует многообещающее приглашение: «Если бы Вы как полярный путешественник могли просветить меня касательно сего предмета, я бы с благодарностью принял Вас у себя в Департаменте».
Таким образом перед Амундсеном распахиваются двери в заветную канцелярию. Он, однако, еще не готов к покорению своей первой территории и достаточно умен, чтобы временно отступить, а посему признается г-ну начальнику в своей молодости: «Что касается моего опыта как полярного путешественника, он весьма невелик. Я также пока не могу высказаться в отношении Шпицбергена». Тем не менее он признается, что намерен весной поехать в Тромсё и наняться там на какое-нибудь судно, идущее промышлять в район Шпицбергена. «Тогда у меня будет возможность выспросить у бывалых людей их мнение. Осенью, по возвращении оттуда, я с радостью посещу Вас, господин заведующий, и доложу обо всем, что мне удастся разузнать».
Этот обмен записками по территориально-политическим вопросам весьма показателен в отношении честолюбивых планов молодого человека. Вроде бы неопытный юнец неплохо ориентируется в делах адмирала. Более того, его высказывания не напоминают фантазии зашкафного мечтателя. Он сообразил, что следует обратиться как в высшие государственные инстанции, так и к опыту «бывалых людей». Уже в период ученичества Руал Амундсен отдает себе отчет в целях: он хочет покорять новые земли.
Глава 3
ЛЕДЯНОЙ ГРОБ
«Первое условие, чтобы быть полярным исследователем, — это здоровое и закаленное тело». Так утверждает Руал Амундсен в «Моей жизни».
В той же книге он описывает, как его собственное двадцатилетнее тело предстало перед врачебной комиссией, которая должна была определить его пригодность к отбытию воинской повинности: «За столом сидел врач с двумя ассистентами. Как я вскоре, к моему величайшему удивлению и радости, обнаружил, этот врач, уже пожилой, чрезвычайно интересовался строением человеческого тела. Само собой разумеется, что для осмотра мне пришлось раздеться догола. Старый доктор, тщательно исследовав меня, разразился громкими похвалами по поводу моего физического развития». Молодому рекруту пришлось честно отвечать, каким образом он с помощью упражнений развил столь впечатляющую мускулатуру. «Старый доктор пришел в такое восхищение от своего открытия, которое, очевидно, показалось ему из ряда вон выходящим, что даже вызвал из соседней комнаты группу офицеров, дабы и им дать возможность лицезреть это чудо. Нечего и говорить, что я отчаянно сконфузился и готов был провалиться сквозь землю от подобного обозрения моей персоны».
Особого внимания в этом эпизоде заслуживает то, что, выставляясь перед комиссией во всей своей красе, Амундсен скрыл от врачей одну подробность про себя. «Восхищаясь моим физическим развитием, доктор совсем забыл исследовать мое зрение». Только в автобиографии Амундсен впервые признаётся в своем недостатке: «Я был близорук, о чем не подозревали даже мои родственники и друзья».
По мнению Руала Амундсена, лучше было совсем не видеть, чем видеть хорошо… но в очках. Безусловно, очки, пенсне и лорнеты плохо сочетаются с идеальным образом мужчины, однако целую жизнь скрывать даже от самых близких, что твои глаза воспринимают окружающее не совсем так, как их, это уже чересчур. Тем более тяжко это должно быть для землепроходца, в профессиональные обязанности которого входит необходимость высматривать вдали неведомые цели.
И все же одного человека Амундсен в свою тайну посвятил. В декабре 1896 года двадцатичетырехлетний Руал пишет из плавания Леону проникновенное письмо, прилагая к нему статью под заголовком «Исцеление близорукости» — о немецком профессоре, который предложил новую операцию. «Я поневоле вырезал прилагаемую статью. Будь добр, безотлагательно выясни все подробности. Объясни, что близорукость у меня совсем небольшая. В случае если ее можно исправить, узнай, сколько ушло бы времени на операцию. Это дело первостепенной важности. Я готов ехать на край света, лишь бы обрести полноценное зрение. И, пожалуйста, не рассказывай о моем недостатке ни одной живой душе, ибо я вынужден скрывать его. Будь добр, предприми все, что только возможно».