Этот дальний оплот цивилизации состоял из двух частей: суденышка (вскоре занесенного снегом и вмерзшего в лед) и обсерватории (на холме по-над бухтой). Обсерваторию соорудили из ящиков, сбитых вместе медными гвоздями, и назвали «Вилла "Магнит"». Рядом с научным центром поселили Вика и Ристведта, которым 29 октября 1903 года довелось наблюдать первую встречу Руала Амундсена с местными жителями.
На возвышенности напротив «Йоа» появилась горстка эскимосов. Амундсен двинулся им навстречу в сопровождении Лунна и Хельмера Ханссена, из которых оба были с ружьями. «Сцена получилась безумно смешная, и мы сверху видели ее во всех подробностях, — пишет Ристведт. — Начальник размахивал руками и кричал "Вейми"[27], что, вероятно, должно было означать эскимосское приветствие, однако оказалось неверным словом. Эскимосы, вероятно, лучше соответствовали обстановке и также на ходу кричали "Маниктуми"».
В «Северо-Западном проходе» Руал Амундсен описал эту уникальную встречу двух культур с некоторой иронией. В автобиографии — спустя два десятилетия и одну мировую войну — ирония отодвинута в сторону, зато на первый план выступает заполярный Наполеон: «Во всяком случае, вид у них был воинственный, но нам ничего не оставалось, как только встретиться с ними лицом к лицу. Оба отряда подошли друг к другу на расстояние около пятнадцати шагов, после чего остановились. Я обернулся к моему войску и приказал ему демонстративно бросить ружья на землю. Затем я повернулся лицом к эскимосам. Увидав такой миролюбивый поступок, их предводитель последовал нашему примеру и, обернувшись к своим спутникам, отдал им какое-то приказание. Они бросили наземь луки и стрелы. Безоружный, я подошел к ним».
Во всех вариантах сцена кончается похлопыванием по плечу, крепкими объятиями и братанием. «Мы с Ристведтом лежали на холме и держались за животы от хохота, настолько уморительно это выглядело со стороны», — завершает свой рассказ Вик.
Всякая полярная экспедиция страшится однообразия зимовки. Надо ежедневно проводить магнитные и метеорологические наблюдения, в остальном же полностью занят только повар. Руал Амундсен заимствует старый нансенов-ский рецепт — из времен зимовки «Фрама» в Ледовитом океане — и гонит свое воинство кататься на лыжах. Из дневника: «Каждое утро с десяти до половины одиннадцатого у нас моцион на ближайшей горке. Горку, ясное дело, назвали Холменколленом[28]».
Однажды в ноябре двое обитателей «Магнита» получают разнос за десятиминутное опоздание к завтраку. «Потом надо было идти на лыжах, — не без злорадства рассказывает Ристведт. — Мы с Лунном прихватили лопаты и, в отместку за меня, соорудили большой трамплин с довольно крутым столом отрыва. Первым спускался Начальник, и я с радостью увидел, что он упал. Прыгнул-то он, понятное дело, красиво, только приземлился на заднее место да еще заехал себе лыжей по лбу, так что вскочила здоровая шишка. Потом подошла очередь лейтенанта: тот грохнулся на самом трамплине и увлек за собой весь насыпанный нами снег».
У Педера Ристведта (он был едва ли не самым полезным членом экипажа, сочетая в себе моториста, метеоролога, кузнеца, охотника и собачьего смотрителя) уже вырабатывается стойко агрессивное отношение к Начальнику. Конфликты возникают, в частности, из-за собак. «Сегодня была небольшая стычка с Начальником, — пишет Ристведт 20 ноября. — Некоторое время назад мы с Виком попросили разрешения ухаживать за щенками Стиллы, которые должны народиться в конце месяца. Мы бы ее заранее взяли к себе, кормили и всякое такое. Начальник отверг наше предложение, скорее всего, даже наверняка потому, что считал необходимым с самого начала закалять щенят, иначе, дескать, из них не вырастет хороших собак. В результате Стилле негде было прилечь и сегодня она ощенилась прямо на снегу, в тридцатиградусный мороз. Я стою у наковальни и вдруг вижу, бежит Стилла и тащит в зубах щенка, а следом — вся собачья свора. Щенка, понятное дело, отняли и тут же сожрали. Я поскорей завел собаку к нам, где она и останется, пока не выродит всех».
На следующий год Силле (теперь она уже не «Стилла», а «Силла») удается ощениться под защитой Вика и Ристведта. Но и тут не обходится без вмешательства капитана: «Сегодня Начальник отобрал у Силлы щенят, хотя им не исполнилось и месяца, теперь они на судне и жалобно пищат. Какого только вздора не выдумает этот человек!» Зато на другой день: «Сегодня Силла донельзя удивила нас, пройдя по ледовой тропке прямо к судну. Невероятно, на какие подвиги может толкнуть материнская любовь. Она приволокла одного щенка назад, остальные под надзором капитана; либо он ничего не понимает, либо у него склонность мучить животных, во всяком случае, щенкам у него плохо, кормит он их скудно, и они лежат в моче и экскрементах…» И через два дня: «Начальник устал от своих приемышей и сегодня вернул их Силле. Щенки пробыли у него четыре дня, но когда я утром спросил Начальника, что они пили, то услышал в ответ: а я еще не пробовал ничего им давать, может, они не хотят!.. Вот живучее зверье!»