Возможно, Чингисхан, не оставивший в бассейне Онона материальных следов, пронизывает эту территорию больше в воображении. Когда мы вечером возвращаемся, река кажется нам уже не просто какой-то случайностью ландшафта, а его бурлящим сердцем. Сейчас Онон сильнее, глубже, подпитывается горными притоками. Тускло мерцающие стальные гребни и впадины на поверхности воды мягко добираются до берегов и разъедают их. И тем не менее он все еще невелик – двигающаяся в темноте ленточка – и ни одна теория не может полностью развенчать представление, что именно он породил эти катастрофические перемены в Азии, и что современная Монголия с населением в три миллиона человек некогда изливала потоки такой концентрированной мощи.
Сейчас русская граница лежит всего в 80 километрах, однако на момент смерти Чингиса она проходила в пяти тысячах километров к западу, где тогдашнюю Россию представляла мозаика строптивых княжеств. Между 1237 и 1239 годами Золотая Орда – северо-западное монгольское государство – обрушилась на эти уязвимые земли, сокрушила Киев (самое мощное и развитое из местных государств) и наложила на уцелевшие славянские народы устрашающую дань. Порабощение России монголами значительно перестроило ее судьбу, помешав будущему сближению с Западной Европой. Так называемое «татаро-монгольское иго», по предположениям некоторых историков, породило стоический фатализм России, заморозив ее в крепостничестве и самовластии. Таким образом, в вопиющей изворотливости ума Иван Грозный, Сталин и Путин становятся отпрысками Чингисхана, а извечный раскол этой страны между западной цивилизацией и «азиатской» судьбой зародился у залитой лунным светом реки, бегущей под нами.
На следующее утро на небе ни облачка. На юге, у бледного горизонта мы видим летящих журавлей. Невозможно сказать, к какому виду они принадлежат – величавые даурские журавли или журавли-красавки, и их печальные голоса практически не слышны вдали, однако мы видим четкую траекторию их полета, вытянутые шеи и потрепанные кончики крыльев – когда они направляются в Гималаи и дальше в Индию. Красота, танцы и даже известная по слухам моногамия привели к попаданию этих птиц в мифы по всей Азии (китайцы полагали, что они несут мертвых к бессмертию), и я смотрю, как они исчезают, со смутным сожалением – словно они никогда не вернутся.
Тохтор высмотрел четверку лебедей, плывущих по степи. Они опустились на сезонное болото и плавают посреди мокрой травы. За ними на небольшом возвышении появляются три оленных камня. Такие монолиты разбросаны по всей степи. Неясно, отмечены ли так места каких-то церемоний или захоронений, но эти камни похожи на фигуры людей, на которых вырезаны мчащиеся олени; назначение камней остается неизвестным. Те, что нашли мы, настолько истерлись, что остались только призрачные намеки на линии. Два камня выше меня, это цельные гранитные плиты: фигуры воинов, возможно, трехтысячелетней давности, которые все еще прямо стоят на пустой равнине.