Леопольд фон Захер-Мазох
Амур с капральской тростью
I
Между подстриженными рядами живой тисовой изгороди Царскосельского парка, которая подобно отполированным до блеска зеленым стенам поднималась слева и справа от дорожки, прогуливались две, облаченные в лежащие крупными складками тяжелые шелка, молодые женщины и вели веселый непринужденный разговор. По тому, как они смеялись и время от времени гонялись за пестрыми весенними мотыльками, никто бы не догадался, что эта изящная рука одной из них, сейчас с такой беззаботностью поигрывавшая веером, в то же время с мужской энергией сжимала скипетр и правила крупнейшей европейской империей. Это была царица Екатерина Вторая, по-прежнему цветущая неувядающей, почти девической красотой. Роста она была среднего, однако ее поистине императорская осанка и величественная грудь, казалось, делали ее выше и представительнее, но еще более сильное впечатление, чем ее фигура, производила ее голова с гармонично-строгими чертами Нерона[1]: маленький рот с плотно сомкнутыми губами над округлым властным подбородком, небольшой, с орлиной горбинкой нос, смелый разлет темных бровей над большими проницательными голубыми глазами, и именно взгляд этих глаз, выражающий одновременно безмерное демоническое властолюбие, самоуверенную вельможность и благожелательную доброту, прежде всего заставлял склонять головы миллионов людей к ее стопам.
Спутницей императрицы, в открытом шлафроке из розового атласа в духе полотен Ватто[2], ростом выше ее на полголовы, с дьявольски черными глазами и маленьким своенравно вздернутым носиком, была молодая вдова, госпожа фон Меллин, женщина необыкновенной, можно сказать, внушающей страх красоты. В ее облике есть что-то тигриное, прежде всего, несколько укороченные, хищные как у кошки губы, за которыми поблескивают великолепные зубы, и потом та мягкая эластичная, как бы готовящаяся к прыжку походка точно на бархатных лапках. Когда она смеется, вид у нее становится по-настоящему зловещим.
– Итак, вы распрощались со своим бедным селадоном[3], дорогая Меллин, – как раз промолвила императрица, – но, надо полагать, с соблюдением необходимых приличий?
– Я прогнала его с порога как шелудивого пса, – ответила красивая вдова, и песок под ее ногами гневно хрустнул.
– Однако это может вызвать скандал, – продолжала Екатерина Вторая, – он ведь уже вполне официально считался вашим женихом!
– Вы, ваше величество на моем месте наверняка поступили бы точно так же, – возразила госпожа Меллин.
– Кто знает! – отозвалась Екатерина Вторая.
– Нет, ваше величество, вы только вообразите себе эту сцену! – обиженным тоном продолжала красавица. – Капитан Павлов только что вышел от меня, от меня, обожать которую он клялся вечно. Нелепая случайность минуту-другую спустя приводит меня в переднюю и что же я там вижу – о! как это подло, как непорядочно! – я вижу, что он обнял за талию мою горничную и собирался ее поцеловать.
– Поцеловать! – смеясь воскликнула императрица. – Только и всего-то…
– О! Я наказала его за это, – продолжала госпожа Меллин, – но этим дело не кончится; я отомщу ему, отомщу всему лживому и вероломному полу; я больше чем когда-либо ненавижу мужчин, я настолько сильно презираю их, что у меня просто в голове не укладывается, как могло случиться, что эти слабые и безвольные твари так долго господствовали над нами. Но вы, ваше величество, все снова измените в мире и поставите на свои места, с момента вашего победоносного восшествия на престол женщины уже успели отвоевать себе шапку, верхний камзол и трость мужчины, они овладели седлом и оружием, и многие отважные амазонки служат в рядах вашей армии офицерами[4], а одна женщина высокого духа и глубокой учености даже достигла поста президента Академии наук[5], и мы не должны успокаиваться до тех пор, пока не станем править и мужчины не будут нам полностью подчиняться. Как я завидую неограниченной власти вашего величества, которой вы обладаете, над миллионами этих презренных созданий, являющихся почти что вашими рабами, целиком зависящими от вас!
– Но разве в малом вы не являетесь столь же абсолютной владычицей, как и я? – весело возразила Екатерина Вторая. – Или вам недостаточно свыше двух тысяч душ, которыми вы владеете как своей собственностью?
– Но я хотела бы иметь рабов, – воскликнула прекрасная мужененавистница, – которые думают и чувствуют так же, как я сама, иметь не потерявших человеческий облик крепостных, а мужчин образованных…
– И в первую очередь Павлова… – заметила Екатерина Вторая.
– Да… Павлова.
– Вы действительно его ненавидите?
– Ненавижу ли я его…
– Меня это, пожалуй, и в самом деле позабавило, – подумав, сказала царица, – вот только как можно было бы это организовать?
– Ваше величество, позвольте мне только денек поцарствовать вместо вас, – воздев руки, взмолилась прекрасная вдовушка.
– Как такое взбрело вам в голову? – ответила императрица, слегка наморщив лоб. – Однако… думаю… полк вы получить можете…
– Полк? – изумилась госпожа Меллин.
– Тобольский полк как раз сейчас остался без командира, – сказала Екатерина Вторая, – и я назначаю вас его полковником.
– Какая милость! – прекрасная вдовушка кинулась лобызать руки императрице.
– Властвуя над жизнью и смертью своих солдат и офицеров, вам представится достаточно удобных случаев утолить свои жестокие прихоти. Однако я очень прошу вас избегать всякой несправедливости.
– А Павлов служит в этом полку? – обрадованная возможности мести, быстро спросила красавица.
– Нет, насколько мне известно.
– Но ведь вы мне его отдадите, ваше величество.
Екатерина Вторая рассмеялась.
– Там видно будет!
– Я на коленях умоляю ваше величество, – воскликнула госпожа Меллин, бросаясь в ноги императрице, – дайте мне, пожалуйста, этого человека, он заслужил ходить под капральской тростью, он самый дерзкий, самый легкомысленный и самый высокомерный мужчина России, и он нанес оскорбление всему нашему полу.
– Тем, что поцеловал вашу горничную? – рассмеялась царица.
– Он при всяком удобном случае пренебрежительно отзывается о женщинах, – продолжала настаивать госпожа Меллин, – он даже вас осмеливается…
– Меня?
Царица закусила губу.
– Ваше величество может лично удостовериться в этом.
– Да, я хочу в этом убедиться, – воскликнула императрица, в ярости отрывая крылья только что пойманному мотыльку и бросая его в терновник.
II
Главное караульное помещение гвардии в Царском Селе было местом встречи всех молодых офицеров тех полков, которым было поручено оберегать прекрасную северную деспотиню от солдатских бунтов и дворцовых революций. С раннего утра и до позднего вечера и с заката до рассвета здесь гремели игральные кости и на грязные столы из неструганных досок бросались серебряные рубли с изображением Екатерины. В полночь, когда императрица работала в своем кабинете, проверяя новые законы, читая депеши, составляя письма Вольтеру или Дидро, придворные дамы скрывались за гардинами своих высоких кроватей с балдахинами, дворец и сады новой Семирамиды, казалось, засыпали, здесь в самом разгаре стоял невообразимый гвалт играющих, пьющих, уже напившихся, спорящих, нередко переходивший в дикую оргию.
Так и сегодня. Сальные свечи, которыми скудно освещалось небольшое захламленное помещение и которые уже почти полностью выгорели, бросали отблески своего неверного света на разгоряченные и раскрасневшиеся от вина или на бледные, перекошенные азартом лица приблизительно двадцати молодых подпоручиков и капитанов, которые кричали, перебивая друг друга, горланили и пели. Сейчас они играли в onze et demi.[6]
1
Нерон (37—68), римский император с 54 г., из династии Юлиев-Клавдиев. Согласно источникам, жестокий, самовлюбленный, развратный, отличающийся склонностью к артистизму правитель. Он оставил яркий и крайне противоречивый след в памяти поколений, а его образ послужил темой для многих произведений искусства.
2
Ватто Жан Антуан (1684—1721), французский живописец, мастер так называемых галантных празднеств, отмеченных изысканной нежностью красочных нюансов и трепетностью рисунка, воссоздавал мир тончайших душевных состояний.
4
Исторический факт, что во время правления Екатерины II служило много женщин и командовало полками. Графиня Салтыкова храбро сражалась с турками. Примеч. авт.