— Ты много думаешь, Богдан, — сказал Хорхой. — Смотри, головные боли придут, мозги иссушат.
Хорхой засмеялся, но юноши на этот раз не поддержали его.
— А безмозглость отчего, знаешь? От лени лишний раз подумать, — ответил Богдан и, хотя ничего не было смешного в этих словах, юноши рассмеялись.
Возвратились рыбаки в стойбище поздно, часы Богдана показывали десять утра. Встретили их женщины, сообщили, что приехал незнакомый дянгиан, будет разговаривать с людьми.
Богдан оглядел берег, но нигде не заметил черной лодки, на которой бы мог приехать дянгиан. Он торопливо развесил сети и пошел в хомаран Пиапона.
— Вот и Богдан вернулся, — сказал Пиапон.
Возле него сидел худощавый нанаец с остриженными, без косичек, волосами. Лицо показалось знакомым, но кто это был, Богдан никак не мог припомнить.
— Бачигоапу, — поздоровался незнакомец. — Вот ты какой, партизан! В Николаевске воевал?
— Откуда ты знаешь, ты там был? — удивился Богдан.
Богдан пригляделся к незнакомцу и тут вспомнил. Верно, он встречался с этим человеком однажды, и было это больше десяти лет назад. Он приезжал с русским учителем в Болонь и ночевал в большом доме. После знакомства с ним дед Баоса потребовал, чтобы Богдан учился и стал таким же грамотным, как этот Ултумбу.
— Ты Ултумбу, я тебя знаю, — сказал Богдан и тоже удивил Ултумбу.
Богдан коротко рассказал о встрече с ним и спросил:
— Где Глотов, доктор Храпай, Мизин, Будрин, Комаров?
— Не знаю, Богдан, я ни про кого из них не знаю.
Богдану подали есть. «Что же произошло в Николаевске? Где Глотов, Храпай, другие?..» — думал он, обсасывая сазаний хребет.
Уха казалась невкусной, хотя в животе урчало от голода. Богдан все же доел ее, выпил чаю, прислушиваясь к разговору Ултумбу с Пиапоном.
Народ на беседу собирался возле хомарана. Ултумбу с Пиапоном вышли, поздоровались. Богдан вышел за ними и сел возле дымившего костра.
Ултумбу начал рассказывать о советской власти. Охотники притихли. Хорошо, когда о таком важном и малопонятном деле рассказывают на родном языке!
— Советскую власть завоевали рабочие и крестьяне. Когда захотели наши враги сломить эту власть, вы тоже встали на ее защиту. А над всеми нами стоял тогда и сейчас стоит наш вождь товарищ Ленин. Вы слышали это имя?
— Слышали, — ответило несколько голосов. — Кунгас нам говорил, потом Богдан.
— Очень хорошо. А в других стойбищах даже не знают, что Ленин сейчас самый главный человек в советской власти. Хороший человек этот Кунгас. Кто он?
— Он партизанский командир.
— Это Павел Глотов, — подсказал Богдан.
— Видите, вам русский человек рассказывал о Ленине, и советскую власть русский народ завоевал. Вы дружите с малмыжскими русскими, это хорошо. Дружба наша будет крепнуть. Русский народ, советская власть много еще сделают, чтобы нанай жили лучше.
— Наш няргинский Совет, это как понять, родовой, как раньше был, или какой другой? — спросил Полокто.
— Много умных людей и сейчас спорят, какой совет нужен нанай, ульчам, нивхам, тунгусам и другим народам. Одни говорят, лучше родовой, он крепкий будет, потому что все люди братья и сестры по крови, и у нанай надо организовать такой совет. Другие сказали, нельзя организовывать у нанай родовой совет. А мы с вами теперь вместе подумаем. Давайте будем у вас в Нярги организовывать родовой совет. Один совет — Заксоров, другой — Бельды, третий — Киле, четвертый — Хеджеров, пятый — Тумали. Все?
— Есть один Оненка. Он, видно, заблудился, не туда попал.
— Хорошо. Один Оненка — тоже совет. С кем только он станет советоваться? Выходит, у вас в Нярги надо организовать шесть советов.
— Зачем шесть, Оненка выгоним, пусть уедет к своим.
— Ладно, согласен, выгоним Оненка…
— Я не хочу уезжать! Я здесь хочу! — завопил Оненка.
— Не выгоняем, это так, к слову говорю. Сколько Тумали?
— Две семьи.
— Маловато для совета. Выгоним, что ли?
— Мы не уедем, мы тут всю жизнь живем, — заявили Тумали.
— Хорошо. Сколько Киле?
— Три семьи.
— Выгоним?
Охотники поняли, к чему клонит Ултумбу. Никто на этот раз ничего не сказал.
— Выходит, самый большой род — Заксоры. Организуем совет Заксоров. Оненка не хочет уезжать, Тумали и Киле тоже не хотят. Тогда что же, выходит, они должны войти в совет? Так?