— Ну, молодец, Чокчо! Пожалуй, мы до Ляна скоро доберемся.
А лыжи летят. Только ветер свистит в ушах. Мелькают внизу реки, леса, стойбища. У Чокчо дыхание захватывает.
Примчали лыжи в Сань-Син.
Посмотрел Чокчо и испугался.
Стойбище большое-большое. Фанз много. Никогда мальчик не думал, что столько фанз в одном месте может быть. Рядами стоят. Одна на другую поставлены. И народу множество. Шум стоит, как в бурю. Толкаются люди, кричат. Продают, покупают, меняют. Людей много, а знакомых нет. Стал Чокчо спрашивать, как ему Ляпа найти. Смеются прохожие над мальчиком, не понимают его языка. Кто ударит его, кто на него крикнет. Наконец один старик показал ему, где живет Лян. Пошел в ту сторону маленький нанаец.
Увидел — стоит красивая фанза. У крыши концы кверху загнуты. На концах серебряные колокольчики висят, звенят. В окнах прозрачная рисовая бумага вставлена. Вокруг деревья разные растут — вишни, яблони. Золотые птички на ветках сидят. Музыка играет повсюду. Ручьи меж деревьев струятся, журчат, о чем-то потихоньку разговаривают.
Вошел Чокчо в дом, кричит:
— Эй, Лян! Выходи на бой! — И палку приготовил, чтобы с Ляном драться.
Но Ляна не было дома. И никто не отозвался на вызов мальчика.
Вошел тогда Чокчо в комнату Ляна. В золу очага сунул жолудь, чтобы тот на мягком полежал. Щуку пустил в умывальный таз. Вертел около печи поставил. Мялку с колотушкой оставил у двери. Сам сел на стул. И заснул от усталости.
Вечером вернулся домой Лян, веселый, пьяный. Захотел он развести в очаге огонь, нагнулся над ним, стал угли раздувать. Тут жолудь подскочил и изо всей силы ударил его в глаз. Взвыл от боли Лян, кинулся к тазу с водой, чтобы — промыть глаза. Тут щука из таза высунулась и цапнула его за нос. Отскочил Лян от таза. А тут вертел ему в спину воткнулся. Перепугался Ляп. Кинулся к двери, чтобы убежать. Тут набросились на него колотушка с мялкой. Принялись они колотить, мять, обжимать Ляна так, что он и света не взвидел. И до тех пор колотушка с мялкой работали, пока из Ляна тонкую шкурку не сделали.
Проснулся Чокчо, спрашивает:
— Не пришел Лян?
А друзья ему в ответ:
— Пришел на свою голову! Смотри, какой он теперь стал.
Посмотрел Чокчо. Видит — лежит белая мягкая шкура, совсем на ро́вдугу[16] похожая. Сказал спасибо Чокчо своим друзьям; только пожалел, что не сам он с Ляном расправился.
Положил Чокчо в шкуру Ляна всю пушнину, охотничий припас, продовольствие, товары, что были в доме Ляна. Связал. Собрал своих друзей: жолудь, щуку, вертел и мялку с колотушкой. Стал на лыжи.
Поднялись лыжи опять, пролетели, как стрела, под самым носом у слуг Ляна, которые бежали ему на помощь.
Долетели лыжи до того места, где их Чокчо нашел. Оставил их Чокчо.
— Спасибо за помощь! Чужого мне не надо.
Колотушку и мялку у покинутой рыбалки оставил: пригодятся хозяину, когда вернется. Вертел положил у костра на старое место. Щуку в самую глубину реки пустил. Жолудь на мягкую землю положил, чтобы тот пророс и новое дерево выросло из него.
И пошел своей дорогой.
Домой вернулся богатым. Как развернул шкуру Ляна, все удивились — так много влезло в шкуру разбойника.
Сестры очень радовались возвращению Чокчо. Мать от радости плакала.
А Чокчо сказал сестрам как мужчина и охотник:
— Мои унты совсем износились. Сшейте мне новые. Завтра я пойду в тайгу.
Сестры сшили ему унты из шкуры Ляна.
Унты носились очень долго, потому что нет на свете кожи крепче кожи обманщика и грабителя, которого не проймет жалость и не трогают несчастья и слезы обиженных им.
ЛИСА И МЕДВЕДЬ
Жила в тайге лиса. Очень ловкая да хитрая была. Жила лиса припеваючи. Ловила фазанов, перепелок, куличков, уток. Охотилась на птиц, поедала и птенчиков, если на ее жадный глаз попадались. А больше всего она любила яйца. Сколько она гнезд разорила, даже кукушка сосчитать не могла, сколько ни куковала. И так лиса разбойничала, что в той местности стала дичь переводиться.
Но состарилась лиса. Видеть стала плохо. Силы у нее поубавилось. Вот однажды пошла она охотиться. Видит — идет по дороге петушок-фазан. Лиса подкралась к нему, из-за кустарника выскочила — хвать фазана! А фазан забился, крыльями захлопал, шпорами лисе нос разодрал и убежал. Не могла с ним лиса справиться. Фазан на куст взлетел и давай над лисой смеяться:
— Эх ты! — говорит. — Не охотиться тебе, а шкурой быть. Ни на что другое ты не годна.