К обрыву подошла, на копье села и прыгнула вниз. Летит, только в ушах свистит, скалы да утесы мимо мелькают! Летит копье, Чольчинай за него обеими руками держится. Летит копье над горами и лесами, над озерами и реками…
Долетело копье до того места, где Чориль свою невесту ожидал. Слезла Чольчинай с копья, к Чорилю подошла.
Говорит Чориль:
— На кого только я шкуру свою брошу?
— Найдется на кого, — говорит Чольчинай.
Глядит — к ним Аллых бежит.
Увидал Аллых Чольчинай, кричит:
— Вот ты где, негодная девчонка! Насилу нашел!
— Напрасно искал ты меня, — говорит Чольчинай. — Искал ты меня, а нашел свою судьбу.
Кинула она тут на землю того кехна, которого в кулаке держала. Наступила на него и раздавила. Зашатался Аллых, на четвереньки стал. Тут медвежья шкура с Чориля слезла, на шамана прыгнула и окутала его. Стал медведем Аллых. Так и надо ему! Зачем Чорилю и Чольчинай худа хотел? Замахнулась на него Чольчинай копьем. Испугался Аллых и кинулся от нее в тайгу.
Взялись Чориль и Чольчинай за руки и пошли в свой дом. По дороге Чольчинай две косы заплела.
Поженились они. Долго жили. До последнего дня друг друга крепко любили.
Что с трудом дается, то люди берегут!
Самый сильный
Побежали зимой нанайские ребята на лед кататься.
Сначала играли, катались. Потом подрались.
Один мальчик, Намека́, побил другого, Курбу́. Побил он Курбу и стал хвастаться:
— Я самый сильный тут! Все вы должны мне поклониться!
Тут поскользнулся Намека, упал и разбил себе затылок.
Говорит ему Курбу:
— Вот, значит, ты не самый сильный, если лед побил тебя! Видишь — кровь идет. Поклонись льду!
Спросил Намека лед:
— Эй, слушай, лед, есть ли кто-нибудь сильнее тебя?
— Есть, — говорит лед, — солнце сильнее меня. Как пригреет оно — я таять стану. Поклонись солнцу!
Пошли мальчики к солнцу. Долго шли. Наконец пришли. Говорит Намека солнцу:
— Эй, отец! Я побил Курбу, лед побил меня, ты растопишь лед — ты, значит, сильнее нас. Вот пришел я тебе поклониться.
Подумало, подумало солнце.
— Туча сильнее меня, — говорит оно Намеке, — как закроет она землю, станет холодно — и лучи мои сквозь нее не пройдут…
Пошли мальчики к туче. Забрались на высокую гору. Вокруг туман, сырость, холод. Пока до тучи добрались, мокрые стали, ледяной коркой покрылись.
Говорит Намека туче:
— Слушай, мать! Я сильнее Курбу, лед сильнее меня, солнце сильнее льда, ты сильнее солнца — значит, ты сильнее всех. Вот пришел я тебе поклониться!
Только туча собралась ответить — подул ветер, загулял вокруг, засвистел, зашумел и рассеял тучу.
Вот только сейчас холодно, сыро было, в двух шагах ничего не видно. И вдруг стало тепло, светло, ударила радуга, солнышко засияло, и весь Амур — от верховьев до лимана — видно стало, как на ладони.
Закричал тогда Намека ветру:
— Слушай, ветер! Я побил Курбу, лед разбил мне затылок, солнце растопило лед, туча закрывает солнце, ты разогнал тучу — ты, значит, сильней нас всех. Вот, кланяюсь я тебе!
Поклонился Намека.
А Курбу спрашивает у ветра:
— Ты гору сможешь ли сдвинуть с места?
Стал ветер дуть. Но, сколько ни надувал он щеки, гора стояла как прежде. Только песчинки с ее вершины полетели.
— Э-э, — сказал Намека, — много же тебе времени нужно будет, чтобы гору передвинуть с места на место! Гора-то, выходит, сильнее тебя!
Поклонились мальчики горе.
— Гора, гора! — сказал тут Намека. — Ты, что ли, сильнее всех на свете?
Покряхтела гора, подумала.
— Нет, — говорит, — дерево сильнее меня. Оно растет на моей спине и своими корнями разрывает меня. Оно и от ветра меня защищает.
Поклонился Намека дереву:
— Эй, слушай, дерево! Я побил Курбу, лед побил меня, солнце побило лед, туча побила солнце, ветер побил тучу, гора побила ветер, ты побиваешь гору. Ты, что ли, сильнее всех?
Зашумело листьями дерево.
— Да, я сильнее всех! — говорит.
— Ну, это ты врешь! — сказал в ответ Намека.
Взял в руки топор и срубил дерево.
Тут все поклонились Намеке: и гора, и ветер, и туча, и солнце, и лед.
С тех пор и пошло считаться, что человек сильнее всех на свете.
Айога
Жил в роду Сама́ров один нанаец Ла. Была у него дочка, по имени Айога́. Красивая была девочка Айога. Все ее очень любили. И сказал кто-то, что красивее дочки Ла никого нету — ни в этом и ни в каком другом стойбище. Загордилась Айога, стала рассматривать свое лицо. Понравилась сама себе, смотрит — и не может оторваться, глядит — не наглядится. То в медный таз начищенный смотрится, то на свое отражение в воде.