Генерального штаба поручик Венюков с находящимся в его ведении топографом производит подробные съемки и осмотр местности для заселения казаками от Хинганского хребта до реки Зеи».
«Хорошо, — подумал Венюков, — увезу Жилейщикова с глаз генерал-губернатора».
Унтер-офицер Жилейщиков никак не мог из-за своего скромного звания пристроиться на какую-нибудь баржу и поэтому опоздал, и прибыл только что вместе с Кукелем. Узнав об этом, генерал приказал Венюкову разжаловать топографа в рядовые и высечь. Приказания Михаил Иванович не выполнил, он сразу отправил Жилейщикова на съемки и наказал не показываться на глаза губернатору. Ну, а теперь им предстояло уходить вниз по реке.
Далее приказ определял порядок возвращения осенью 13-го батальона в Шилкинский завод, а двух рот 14-го батальона на Усть-Зейский пост. До этого было еще далеко, и офицеры зашевелились, но, когда приказ был дочитан, генерал-губернатор вдруг сказал:
— Добавьте, Яков Парфентьевич, еще один пункт… — и стал диктовать: — Во всех местах поселения казаков от Хинганского хребта до Усть-Стрелочного караула должны быть заготовлены регулярными войсками по ста сажен дров для пароходов, и количество это должно пополняться по мере расходования оного пароходами так, чтобы при открытии навигации будущего года находились налицо сполна, а на Усть-Зейском посту триста сажен, на самом берегу Амура. Все, приступайте к выполнению.
В тот же день солдаты 13-го батальона были сняты с работы и начали собираться на новое место.
— Ну что, Игнат, поедешь поближе к дому? — спрашивал Кузьма Сидоров.
— Поближе, да не домой, — вздыхал Игнат.
Возле солдат, загружавших баржи, вертелся Убошка.
— Совсем уезжаешь? — спрашивал он.
— Совсем, — отвечали солдаты.
Низа Амура или верха?
Кому куда…
— А капитана куда?
— Наш капитан с нами, вверх.
Довольный Убошка, подхватив полы халата, потрясывая косой, спешил к следующей барже.
Быстро погрузившись, первая и вторая роты 13-го батальона потянули бечевой свои баржи против течения. Две роты 14-го батальона на веслах поплыли вниз.
— Гляди ты, какой-то месяц пожили, а уже не хочется уходить, — говорил Кузьма, придерживая руль.
— Что поделаешь, на то мы и солдаты, — отозвался капитан Дьяченко. — Поступил приказ — поднимайся и иди.
— Так-то оно так, — согласился Сидоров, — да любопытно бы посмотреть, как тут дальше пойдет. Мы здесь немало понастроили.
Игнат с другими солдатами тянул бечеву и рассказывал:
— Тренькаю я вечером на балалайке, а подпоручик Прещепенко подошел и слушает. Я вскочил, а он говорит: «Сиди, играй, я тоже люблю музыку, гитару вон с собой вожу». Послушал еще, а потом говорит: «Хорошо играешь». Я тут осмелел, прошу: «Ваше благородие, не напишете мне домой письмо?» — «А ты что, неграмотный?»— «Да где ее учить было. Деревенька у нас небольшая, школы нет». — «Ну, говорит, подойди завтра — напишем».
— Написал? — интересуются солдаты.
— Написал, все слово в слово. Во грамотный! И поклоны…
— Глашеньке-то своей передал?
— Передал, да… А потом я говорю: «Ваше благородие, научили бы меня хоть читать да писать…» А он засмеялся и отвечает: «Эх, Тюменцев, Тюменцев, глупая ты голова. Да если собрать все пятаки, что мой родитель заплатил за мою грамоту, собрать да разложить в ряд. Отсюдова до самого моря-океана хватит».
— И зачем тебе, Игнат, грамота? Раз в год письмо родителям написать!
— Не, я ведь Глаше хочу письмо когда-нибудь отправить. А другому человеку разве скажешь, что ей одной написать надо. Это ж только ей. Другому неудобно.
Хлюпал мокрый песок под ногами солдат, взлетали с посвистом кулички, когда баржа приближалась, и, покружившись, садились чуть подальше, а потом опять взлетали. Вели баржу за собой, словно лоцманы.
— Здесь-то берег ровный, идти спорко, а вот начнутся скалы, там держись: ни на веслах проехать — течение шибко сильное, ни бечевой пройти, — говорил кто-то из бывалых солдат. — Там, ребята, натерпимся.
— Ужин бы скорей! — мечтательно произносил кто-то позади Игната.
— Придумал, ужин ему. Еще и солнце не село, да и смены нам не было. Знай тяни!
— Да я тяну. А кишка, вон, кишке: «бур да бур».
Шли бечевой роты 13-го батальона туда, где две другие роты уже воздвигали новые станицы. Шли, разговаривали про самое земное. И не думали, что они первопроходцы и творят они великое дело: застраивают и обживают для России и для своих потомков край немеряных расстояний, землю зверей и птиц, тайги да гор, степей и рек. А скажи им это кто-нибудь сейчас, они бы не поняли, ответили: