— Как же так, — встревожилась Валя. — Может, стоило поспорить?
— Попробуй-ка, — махнул рукой Геннадий, — тогда бы он вовсе прогнал. Такие старики не терпят возражений.
— Вот уж неправда!
— Что-то не клеятся у меня пельмени, — проговорил вдруг Геннадий и поднялся. Валя тоже отложила ложечку с фаршем и подошла к нему.
— Глупо как-то все складывается! — вырвалось у Геннадия. — Ты останешься в аспирантуре, а меня ушлют к черту на кулички. Ведь не оставят же меня ассистентом при тебе!
— А ты бы согласился? — спросила Валя не то сочувственно, не то укоризненно.
— А что? Я теперь и на это согласен.
— Гена!.. Ты говоришь чепуху, и сам это прекрасно понимаешь. Думаешь, если тебя пошлют куда-нибудь в другой город, я останусь в аспирантуре?
— Неужели так легко откажешься? — недоверчиво, с деланной шутливостью спросил Геннадий.
— Легко!.. Бессовестный!
Геннадий увидел ее сердитый взгляд и поспешно поправился:
— Ну, конечно, Валюша, мы оба говорим чепуху.
Неожиданно привлек к себе Валю и, не давая ей опомниться, стал целовать.
А по дороге в общежитие грустно думал о том, что Валя еще совсем не знает жизни.
Несколько дней Геннадий не выходил из общежития, ломая голову в поисках решения. В проект электродного цеха не удавалось внести существенных изменений. Снова бросился листать иностранные журналы. Там было много интересных мыслей и схем. Но как их используешь? Сиваков наверняка просматривает все издания. Нет, это не выход.
По ночам мучила бессонница. Лицо пожелтело, под глазами появились синие круги. И неизбежные разговоры соседей по комнате, и звуки баяна за стеной, и даже тиканье старенького будильника болезненно отзывались в его душе.
Как-то днем в дверь заглянул Павка:
— Пойдем на воскресник!
Геннадий сидел за столом и в сотый раз набрасывал эскиз прокалочной печи. Он поднял голову:
— Пятый курс, кажется, освобожден?
— Ну так что? — в свою очередь спросил Павка и шагнул в комнату. — Мозги-то не вредно проветрить.
— Только не сейчас, — отмахнулся Геннадий.
Глубоко засунув руки в карманы, Павка начал вышагивать по комнате.
— Ты знаешь, — сказал он неожиданно, — Сиваков-то прав оказался: придется менять режимы. Зато я раскопал такое…
— А что именно? — заинтересовался Геннадий.
— Понимаешь, рабочие подсказали интересную идею. Закончу диплом — возьмусь за книжку. Надо обязательно обобщить. Материала — целая прорва…
— А получится?
— Посмотрим. Во всяком случае, в дипломе я пробую обосновать эту идею. Сиваков любит рисковых!
Едва за Павкой захлопнулась дверь, Геннадий схватил лист чистой бумаги и начал быстро набрасывать новый эскиз.
— Так… так… так… — он все сильнее нажимал на это «так» и в конце концов, когда голос окончательно окреп, ликующе и торжественно пристукнул ладонью по столу: это как раз то, что надо!
…Однажды во время преддипломной практики Геннадий не пошел на обед, а остался в цехе. Усевшись на деревянный ящик возле окна, принялся листать записную книжку. Он и не заметил, как около примостился Анатолий Федулин — белоголовый, краснолицый парень в замасленной вельветовой куртке. Он бросал нетерпеливые взгляды на Чикиланова и, когда тот захлопнул записную книжку, спросил:
— Можно с вами посоветоваться?
— Пожалуйста… — вежливо произнес Чикиланов, едва удержавшись от улыбки. Уж очень забавными показались и серьезное выражение лица Федулина и его оттопыренные уши.
— Я нынче вечернюю школу окончил, хочу поступать в ваш институт, — продолжал Федулин.
Разговорились. Федулин выспрашивал про институт подробно, и Чикиланов в конце концов полюбопытствовал:
— Вы что, на вечернее собираетесь?
— Нет, на заочное.
— А вытянете? Ведь самостоятельно очень трудно заниматься.
— Все от человека зависит, — возразил Федулин. — Иной, может, и не вытянет, а мне вот как надо в институт, — Федулин выразительно провел ладонью под подбородком.
— Десятилетки мало? — усмехнулся Чикиланов. — Если бы каждый рабочий…
Анатолий нахмурился, поднялся с места.
— А что — рабочий? — с вызовом произнес он, исподлобья глядя на собеседника. — Если бы я умел эти самые расчеты делать… Может, быстрее доказал кое-кому…
«Хвастунишка», — подумал Чикиланов и многозначительно посмотрел на часы. А Федулин, увлекшись, продолжал:
— Я свою печь вот как знаю! Камера у нее большущая, а прогрев плохой. По центру печи температура ниже, материал прокаливается хуже. Сколько потом электродов в брак идет из-за этого!