Не поверив сначала своим ушам, десятник на всякий случай вскочил с места и, быстро взбежав наверх, оттолкнул от бойницы замешкавшегося караульного.
– Это какого такого воеводу? – спросил он, запустив пятерню в густую бороду. – Я ведь тебя, добрый человек, в первый раз вижу! А у нас в крепости ясак за целый год собрали, первого встречного прав не имею пускать! Воровских людей сейчас немало по округе шастает! Али у тебя об воеводстве твоём бумага есть какая, чтобы мне её показать!
Спрыгнув с саней прямо в холодную жижу под ногами, человек в форменном кафтане в гневе подошёл к крепостным воротам.
– Вот моя бумага! – сказал он, подняв свиток с висевшей на нём печатью. – Я Ларион Борисович Толбузин, тобольский сын боярский, приказной человек Даурской земли! Прибыл на смену прежнего воеводы, принявшего смерть лютую!
Внимательно присмотревшись к неожиданному гостю опытным взглядом, десятник уже хотел дать команду открывать ворота. Однако тут он разглядел на второй подводе двух хорошо одетых мужчин, державших в руках пищали.
– А кто это с тобой, Ларион Борисыч? – остановил он стрельца, уже почти снявшего дубовый брус затвора. – В бумаге-то, стало быть, лишь про тебя самого сказывается!
– Сынки это мои, ирод! – плюнул боярский сын под ноги. – Лёшка да Федька, да ещё жена моя Пелагея и Аксинья, её дворовая девка! Может, тебе ещё про моих собак сказывать?
Дав окончательную команду пускать нового воеводу, десятник поспешил выйти ему навстречу.
– Не, про собак не надобно! – изобразил он полупоклон, рассматривая толбузинский документ. – Тока у нас дючеры да гольды озоруют со страшной силой! Да и самозванцев всяких не счесть, ужо и вешать их устали! Так что, ваша милость, не серчайте!
Не глядя на разозлившего его десятника, боярский сын поспешил зайти в острог. За ним потянулись сани, разбрызгивая в стороны смешанную с водой густую грязь. Внутри крепости затявкали собаки, с недоверием встречавшие чужаков на своей территории.
– Веди, что ли, в воеводскую избу! – сказал, как ударил, Толбузин. – Там и погутарим, чаво дальше делать!
Воеводская изба только носила такое громкое название, поскольку оказалась обычным домом, срубленным из местной сосны. Внутри неё вопреки ожиданиям было довольно чисто и светло.
Перекрестившись на образа, Толбузин присел на лавку за столом в центре большой комнаты. Напротив него примостился десятник, выжидающе не произнося ни слова.
– Теперь сказывай! – посмотрел на него в упор воевода, сняв отороченную чернобуркой шапку. – Как смерть свою принял Алексей Пашков, приказной человек земли Даурской?
– Стало быть, обычно принял! Любил покойничек, царствие ему небесное, с медведем на охоте силой померяться! Вот и в энтот раз подняли мы шатуна, ну и сцепились они!
– Кто – они? – удивлённо спросил новый воевода. – Алексей Фёдорыч, стало быть, один на один на медведя ходил?
– Так оно и есть! С рогатиной на зверя выходил, да ещё ножичек булатный в сапоге держал! Дюжий у нас был воевода, дюжий да отчаянный! Однак на этот раз рогатина хрясть – и обломилась! Тут ему мишка полголовы и снёс! Я даже глазом моргнуть не успел…
– Ладно, дальше можешь не продолжать! – прервал десятника Толбузин. – Похоронили хоть Пашкова, как подобает?
– Вы уж нас совсем забижаете! – даже моргнул десятник, смахнув невольную слезу. – Всё, как полагается, стало быть, по христианскому обряду! Горяч был воевода, но справедлив! Нету у нас к нему никак обид, одна добрая память! Жил он бобылём, потому как ни семьи, ни детей, ни жёнки не имел!
Увидев на столе стопку нераспечатанных писем, боярский сын стал вскрывать их, быстро пробегая глазами содержание.
– Как звать-то тебя? – вдруг спросил он у десятника, неожиданно посветлев лицом. – Вижу, к делу ты с чаянием подходишь, за то моя хвала!
– Гавриилом меня кличут! – сразу повеселел тот, смахнув пот со лба. – Гавриил Лебёдкин, вот стало быть как! Как воевода преставился, так и я вместо него управлялся! А за то, что не признал вас, не серчайте, служба такая!
Взяв в руки поимённый список гарнизонов Нерчинского, Иргенского и Теленбинского острогов, воевода в раздражении покачал головой.
– Это что, всё так? – спросил он. – На все остроги людей всего восемь десятков?
– Так и есть, Ларион Фёдорыч! И те восемь десятков, аки я сам, голы и босы, несут службу державную шесть лет без жалованья государева!
Внимательно осмотрев десятника с головы до ног, Толбузин внезапно расхохотался и топнул ногой. Дело в том, что Лебёдкин был одет в добротный кафтан с меховой опушкой, носил крепкие сапоги, лицо имел круглое и явно не пух от голода.