– Таки голы и босы! – с трудом успокоился воевода, хлопнув по плечу своего собеседника. – Ох, и ловок ты, Гаврила, слезу из начальства выжимать! По тебе вижу – не больно-то вы бедствуете, служилые!
– Оно так! – виновато потупил тот глазки. – Ведь тайга кругом, вот и приходится когда поохотиться, когда ягод да грибов насобирать! Да и рыбы в реках кругом столько, что хоть шапкой лови! Так и перебиваемся с хлеба на воду!
Встав на ноги, Толбузин обошёл всю комнату, заметив и кованый сундук в углу, и массивную дверь с широким засовом, и крышку тайного хода у себя под ногами.
– Ход сей куда ведёт? – спросил он, понизив голос. – Тока не говори, что не знаешь!
– Знаю, батюшка! – не стал лукавить Лебёдкин. – Ведёт он за стены острожные, к сходу речному! На самый крайний случай, чтоб было куда бежать воеводе в годину лихую!
Подойдя к узкому оконцу, Толбузин с наслаждением втянул ноздрями холодный воздух.
– Ясак, говоришь, собрали? – спросил он, не оборачиваясь. – Пора уже отправлять, сам знаешь!
– Как не собрали! Вона он, в комнатёнке рядом уложен! Можете сами посмотреть, мы в грязь лицом не ударим!
Распахнув потайную дверь, воевода вошёл внутрь помещения, доверху уложенного звериными шкурками. Тут было чем порадоваться взору человека, знающего толк в лесных богатствах. Разномастные собольи пластины и шкурки, меха красных и чёрно-бурых лисиц, многие сорока соболей…
– С этим вы справились! – сказал Толбузин, немного оттаяв. – Есть ли у нас ещё дела срочные?
– Есть, воевода! Сидит у меня в арестантской гиляк пойманный! Прибежал он в наши края к родне аж из-под самого Кумарского острога! Допросить бы его надобно!
– Давай, допросим! – кивнул головой боярский сын. – Пускай гиляка приведут, толмача нужного! Да сыновей ко мне позови, пусть к делам приказным привыкают! Скоро им пора будет самим нести службу царскую!
Выйдя в сени, десятник быстро распорядился доставить пленного для расспросов. Вслед за ним в избу вошли толбузинские сыновья, Алексей и Феодор. Перекрестившись под иконами, они сняли шапки и почтительно присели на лавку в углу.
– Вот и язычник наш! – весело крякнул Лебёдкин, заводя перепуганного гиляка. – Таперича сказывай то, что мне давеча гутарил! Не то вздёрнем на стене, и не видать тебе родной тайги!
Дожидаясь, пока толмач из местных переведёт слова десятника, сыновья воеводы с интересом смотрели на него. Едва поняв вопрос, гиляк упал на колени и быстро что-то залопотал по-своему, не поднимая глаз на начальство.
– Стало быть, он пришёл от самой Уссури, с Кумар! – сказал переводчик, зыркая по сторонам. – Там главным воевода Онуфрий Степанов, это я сам без него знаю! Так вот, бунтуют там нынче гиляки да дючеры! По их примеру ачаны и натки зубы стали показывать! Тяжко там нашим служилым людям приходится без сторонней помощи! Покедова держатся, а что дале будет, никому сие неведомо!
Немного поразмыслив, Толбузин дал знак увести перебежчика. Нахмурив брови, он долго не произносил ни слова.
– Нужно нам весточку передать тому Степанову! – наконец сказал воевода, подняв взгляд на сыновей. – Только вот не знаю, кого послать для этого дела тяжёлого!
– Дозволь мне, отец! – сорвался с места его младший сын Алексей. – Я дючерский язык знаю да и с гиляками потолковать могу! Кому, как не мне, это задание справить!
– Быть по сему! – пожал ему руку Толбузин. – Пойдёшь в Кумарский острог и передашь Степанову моё письмо! А на словах скажи, что нужно нам сообща действовать! Вместе и удар держать проще, и неприятеля лютого бить! Дам тебе в сопровождение четырех стрельцов, больше не могу! Бог тебе в помощь, сынок!
Глава VII. Амазонка
Аглая Баринова оказалась на даурских просторах, когда ей исполнилось десять.
– Беглые мы теперь! – сказала девчушке её мать Евдокия, наскоро собирая узелки в дорогу. – Никто нас теперь не защитит, кроме Господа да отца твоего, Ферапонта Данилыча!
Началось всё с того, что князь Барятинский, большой охотник до красивых баб, заприметил красавицу Евдокию на поле во время покоса. На следующее же утро дворня привела её в барские покои, предварительно помыв, причесав и переодев в красивое платье.
– Тебе радоваться надо! – наставляла испуганную женщину бывалая сводня, натасканная для особых утех. – Князь тебя, дурочку сельскую, заприметил и на красоту твою небывалую глаз положил! Теперича ни в поле работать, ни гумно убирать, ни за скотиной ходить не придётся! Радуй своего господина, и все дела!
Однако и у Евдокии, и её мужа Ферапонта было своё мнение по поводу «барской милости». Когда-то давно один помещик заприметил во время купания мать Евдокии, тоже писаную красавицу. От его добра да ласк через год забрюхатила она, и тот быстро продал девушку своему соседу.