Когда император повесился здесь, огромный Пекин был окружен еще более огромным войском. Ин Мо тогда был совсем мальчишкой, едва взявшим в руки воинское копье. И как любой юный максималист — обожал своего императора. А после — стал ненавидеть тех, кто оказался повинен в его смерти. Конкретно: мятежника Ли Цзычэна и его крестьянское войско. Маньчжурам очень повезло, что не они оказались повинны в гибели последнего минского правителя. Только ради мести Ин Мо (как и многие другие) стал надежным воином и стражем для Великой Цин.
— Шаци, — слегка севшим голосом обратился страж к пленнику. — Ты иди-ка сам дальше. Доложишься Хун Бяо. Я тут побуду.
Ялишанда потупил взор, кивнул, тихо-тихо вернулся на тропинку, оставив Ин Мо наедине с его грустными мыслями. И пошел домой, снова повернув на восток.
Да, он давно уже не сидел в темнице, увешанный оковами. Было и такое время: когда злобного лоча держали в специальных местах с кучей замков и бдительными охранниками. Это не было тюрьмой, все-таки Цины хотели переманить к себе варвара и предоставили ему сносные условия для жизни. Но Шаци упорствовал, властям всё меньше хотелось возиться с этим дураком, не видящим своего счастья. Со временем стало ясно, что пленник сломился, что ни целей, ни планов у него нет — и «строгий режим» отменили. Последние шесть лет Дурной жил почти, как свободный человек… Почти. И не где-нибудь, а в Императорском городе.
Конечно, это слишком звучит громко — Императорский город. В огромном пространстве (в несколько раз больше Запретного города) окружающем главную цитадель Великой Цин, конечно, имелись роскошные дворцы, прекрасные парки (как тот же Цзиншань), а также огромные озера, вырытые еще при монголах. Но прежде всего, эта территория служила для обслуживания дворцового комплекса. В южной части Императорского города стояли бесконечные чиновничьи «офисы», на западе — резиденции маньчжурской элиты и военные казармы.
Но кроме носителей власти здесь жили и работали сотни и тысячи работяг, что обслуживали Запретный город. Здесь чадили огромные печи, от которых тепло шло по трубам к изысканным дворцам. В самом Запретном городе нельзя было увидеть ни одной печной трубы, но всегда было тепло — что обеспечивали десятки истопников, грузчиков, заготовителей топлива и так далее. Запретный город потреблял, как не в себя, здесь прожигала жизнь элита империи. И всем самым основным обеспечивал ее Императорский город. Здесь располагались целые кварталы мастеровых: тесные муравейники из махоньких домиков, узеньких улочек.
Вот в таком «муравейнике» и жил Ялишанда Шаци. «На районе» его уже неплохо знали, даже уважали (как-никак лоча был платежеспособен, научился одеваться и вести себя, как подобает жителю Поднебесной, только что говорить по-людски у него получалось плохо). Единственным надзирателем у него был его же сосед, с которым Дурной делил крохотный внутренний дворик без единого деревца. Вот и все «кандалы». А так — ходи, куда хочешь… Всё равно за пределы Императорского города не выйти: такую рожу на воротах без внимания не оставят, а разрешения у него нет.
«Да и куда мне идти?» — тоскливо спросил сам себя пленник.
Ноги привычно волокли его вперед по уже знакомому району. Лоча обогнул небольшую казарму для временного размещения восьмизнаменников. Обогнул по большой дуге, потому что эти ребята по настроению могли учудить всякое. Миновал местный глинобитный колодец, где всегда царил «птичий базар». Глубоко вдохнул манящие ароматы небольшой пекарни — чисто для местных — где на стенке уже вторую неделю красовался корявый рисунок с неразборчивой подписью. С иероглифами у Дурнова было совсем плохо, он разобрал только «помирать» и «рыба». Второе — это возможно часть имени или прозвище того, кому аноним желал «помереть».
Близость к дому обозначили три акации, выстроившиеся вдоль дорожки. Деревьям явно не хватало воды и пищи, так что даже в летнюю пору зелень высыпала на них еле-еле. Но хоть что-то.
Пленник Ялишанда сдвинул «хитрый» запор (который, на самом деле, мог открыть даже ребенок) плечом вдавил внутрь кое-как сколоченную дверь, и вошел в полумрак своей «сиротской обители». В комнатке было холодно, Дурной стянул с соломенной постели одеяло и замотался в него, так как жаровню у него сперли еще в начале зимы, и новую Ин Мо ему выделять не собирался.
«Шаци слишком дорого обходится Великой Цин, — ухмылялся страж. — Тебе положено содержание — купи сам».
Купи! Ему на еду хватает не всегда.
«Или намекнуть жадному Мо, чтобы не залезал в мое содержание своими липкими пальцами — подумал пленник. — Тогда, наверное, и на жаровню хватит».