А это значит, что километров за сто семьдесят марсовый с мачты эту вершину засечёт, если будет внимателен, то бишь больше, чем за градус. Другой остров, Принсипи, от Сан-Томе на сто шестьдесят километров удалён, так что с него даже с берега вершина Сан-Томе видна. К счастью, наивысшая точка самого Принсипи не столь высока, метров девятьсот с небольшим, так что ни с Биоко, ни с материка за ним её не видать, а на восток от Сан-Томе до африканского материка более трёхсот километров, да и от Принсипи до него лишь немногим ближе, то бишь для любых материковых дикарей гарантированно за пределами видимости. Этим, собственно, и объясняется безлюдность обоих островов, так и не открытых в реале ни черномазыми, ни их предшественниками. Обратной стороной медали является относительная бедность их живой природы по сравнению с материком и Биоко. Тот-то, как я уже сказал, на шельфе, и в этом смысле он — продолжение материка. Растительность вся та же самая, животные — ну, слонов разве только нет, потому как не прокормиться на его площадях устойчивой популяции элефантусов. И то, не факт, что они там отсутствовали изначально, а не истреблены черномазыми при заселении острова. А на Принсипи и Сан-Томе совсем другие расклады. Что туда занесли с материка птицы, то на них только и прижилось. Ну, у чего совсем уж лёгонькие семена, разносимые обычно и ветром, то и ветер, конечно, занёс безо всяких птиц, а вот всё, что потяжелее — только вот этим пернатым транспортом. Но фруктоядные птицы — обычно хреновенькие летуны, и вся надежда на бурю, которая занесёт незадачливого, но везучего птица на остров вместе с проглоченной им косточкой сладкого плода. За миллионы лет таких случаев наверняка накопились многие тысячи, но проблема в том, что сам птиц ну абсолютно не озабочен распространением плодовой растительности и целенаправленно косточки плодов глотать вовсе не стремится, а может проглотить её только случайно, и чем крупнее та фруктовая косточка, тем меньше для неё вероятность оказаться в птичьем желудке.
Я ведь рассказывал уже про "бразильский виноград", который на самом деле ни хрена не виноград, но по прямому назначению вполне его заменяет? Его, правда, и нет в полосе "атлантических" лесов на бразльском выступе напротив нашего Бразила, южнее он растёт, но за то, что его и никогда там не было, ручаться не могу, поскольку весь этот наш хвалёный голоцен — на самом деле просто очередное межледниковье плейстоцена между последним Вюрмским оледенением и тем, которое ещё только предстоит. За последние два миллиона лет оледенения сменялись межледниковьями минимум четырежды — смотря что за полноценное межледниковье считать и за полноценное оледенение, и если снизить планку требований к ним, так мне и цифру восемнадцать доводилось слыхать. В общем, от четырёх до восемнадцати раз сдвигались туда-сюда ландшафтные зоны, и тропики не были в стороне, потому как хоть в них и было тепло, но менялось увлажнение, и я вполне допускаю, что могли быть периоды произрастания того самого "бразильского винограда" на том самом бразильском выступе. Но если он там и был, то шансы его попасть на остров один хрен были околонулевыми — из-за единичной и довольно крупной косточки в ягоде. Поэтому и попал на Бразил не он, а тот родственный ему вид не с чёрными, а с зелёными и морщинистыми ягодами, в которых не одна, а несколько мелких косточек. На примере этих двух видов становится понятным общее правило — интересующая пернатых плодовая растительность с мелкими и лёгкими семенами попадает на острова и сама, а с крупными и тяжелыми для птиц — надо завозить.
Наглядной иллюстрацией оказался африканский бамбук, с саженцами которого мы в устье Конго заморачивались напрасно — он здесь имеется и свой. Ну, разве только его генетическое разнообразие теперь немного повысим. То же самое касается и красного дерева, летучие семена которого могло занести и ветром. Порадовало и эбеновое дерево, родственное хурме, косточки которого без птиц сюда точно хрен попали бы. За него мы уже опасались, поскольку косточки уже не так уж и малы, но тоже впервые попали сюда и без нас. Ну, пусть тоже поразнообразнее будет, а то разные у эбена виды и подвиды, и не все они высшего сорта. Что мы реально напрасно везли, так это африканский тик, который ироко, произраставший на острове весьма обильно — и явно благодаря мелким семенам.
Зато с тем африканским манго мы заморочились не зря, потому как его крупная косточка для пернатых нетранспортабельна, да и как их глотать-то её заставишь? Только если силой, а по доброй воле или случайно хрен какой птиц эдакую дуру проглотит, дабы потом высрать, не разодрав жопу. В природе манго распространяют обезьяны, но какие в звизду обезьяны на Сан-Томе? На современном-то, Серёга говорил, завезён и прижился один вид мартышек с северного побережья залива и — тут он, правда, не был так уверен — дрилы из дельты Нигера. Но без помощи людей им попасть на остров с материка, да ещё и в достаточных количествах — ни единого шанса. Слишком далеко. Юкатанские ревуны на западе Кубы не в счёт — там и хренова туча мелких островков в ледниковые периоды по пути из воды выступает, служа облегчающим расселение живности мостом, да и то, мало они ревунам помогли, потому как только на крайнем западе Кубы и найдены их кости, то бишь попали они туда в мизерном количестве и быстро выродились от инбридинга, так и не сумев заселить весь остров. А тут и этих промежуточных островков никогда не было — другая геология морского дна. Так что будут на Сан-Томе только те обезьяны, которых на него наши колонисты завезут, и не факт ещё, что это будут мартышки с дрилами. У нас в зверинце Оссонобы с марокканскими маготами экспериментируют, и если удастся из них вывести породу с приемлемым поведением, то им тогда и быть помощниками людей на тропических плантациях. А манго — он ведь не только плодами ценен. У него и древесина хороша. Не всё же из твёрдой и тяжёлой делать, верно? Для судостроения не подходит, но для наземки один из основных древесных стройматериалов. В том числе, Серёга говорил, и на Сан-Томе. В реале наверняка португальцы завезли, ну а здесь — кроме нас и некому.
Чем остров богат, так это пресной водой. И Азоры водными ресурсами тоже не обделены, но куда им в этом смысле до Сан-Томе! О Горгадах же на этом фоне и вовсе-то вспоминать не хочется. Вот что значит экваториальный климат! Весь год на острове почти ежедневные дожди, обычно во второй половине дня, но бывают и по несколько дней без перерыва. Бывают и короткие дожди, но такие, что вне укрытия вымокнешь до нитки. Что удивительного в том, что Сан-Томе изобилует речушками и просто ручьями? И Горгады испещрены руслами, полноводными в дождливый сезон, но в засушливый это сухие вади, а здесь — точно такая же сеть, только полноводная круглый год. Учитывая горный рельеф, ни о какой их судоходности говорить не приходится, но зато и вода в этих бурных горных потоках чистая, поскольку в ней не успевает завестись никакая тропическая зараза. Даже к вершинам акведуков тянуть не надо, а достаточно провести к лагерю водопровод просто от ближайшего к нему горного потока, и эту воду можно безбоязненно пить. Для тропиков это фактор немаловажный. Второй же немаловажный нюанс, вытекающий из всё того же горного характера ручьёв и речушек с их порогами и водопадами — это удобство будущей электрификации тутошней колонии. На Горгадах и на Бразиле мы ветровыми роторами Савониуса заморачиваемся, а на перспективу над прибойными электростанциями мозги сушим, а здесь — ставь себе на каждом потоке мини-ГЭС одну за другой каскадами и не парься над халявной силой, крутящей генераторы. Мы когда Сан-Томе выбирали, только как промежуточный торговый пункт с портовой ремонтной базой и плантациями всяких тропических ништяков его намечали для общего оживления маршрута, ни о чём другом и не помышляя, но млять, если разобраться вдумчиво, так здесь со временем и энергоёмкие производства напрашиваются, и не мешало бы помозговать и над сырьём для них…