— Неужели настолько больные? — поразился генерал-гауляйтер, — О них говорят совсем другое — что нет на свете людей крепче и здоровее их.
— И ростом они велики, и сложены крепко, и сильны соразмерно, — подтвердил купец, — По крайней мере, на том самом дальнем острове, куда я плаваю, я ручаюсь, что они именно таковы. За прочие острова, где дикари враждебны к любым чужеземцам, не поручусь, но рассказывают, что такие же и там.
— И что, действительно такие великаны?
— Можно найти не худших и среди наших людей, если их отбирать по одному из сотни. Но у них таков каждый третий, а два других годны если и не в первый, то уж точно во второй десяток той нашей сотни. Есть, конечно, и дохляки, но мало, и чего их считать?
— А правда ли, что ударом кулака они разбивают щит?
— Может быть, досточтимый — так говорят. Сам я не видел, а воевать с ними для проверки — боги ещё не лишили меня рассудка. Но глядя на их стати, по которым и сила, я склонен верить этим слухам. Конечно, не любой из них и не любой щит, но — может быть.
Как я упоминал ранее, Тарквинии начали присматриваться к Канарам гораздо пристальнее, чем раньше, и первым в очереди намечен самый дальний остров архипелага — Пальма. Он и самый зелёный благодаря наиболее влажному климату, и дальше всех от уже колонизованных финиками Фуэртевентуры и Лансароте. Это они средиземноморской Ойкумене более-менее известны, и вторжение на них всполошило бы если и не весь запад Средиземноморья, то уж всяко прилегающие страны, включая и союзных Риму фиников в Тингисе и Гадесе. А кого всполошит завоевание Тарквиниями находящейся где-то вообще на самом дальнем отшибе дикарской Пальмы, о которой и сами канарские финики знают только то, что такая существует? В этом они, впрочем, сами виноваты, а точнее — ихние предки, успевшие в своё время напакостить везде, куда только добирались. Теперь вот и не плавают туда, где барыши не светят, а светят вместо них исключительно звиздюли, и если Гран-Канария ещё маячит в поле зрения, изображая тот виноград, который зелен, а Тенерифе сразу за ней, то заныкавшаяся за ними Пальма — ну, есть там такая, но что на ней есть такого, чего нет на Гран-Канарии с Тенерифе? Если этот виноград зелен, так тот — ещё зеленее. В результате же и финики на Пальму подзабили хрен, и дикари тамошние малость подзабыли о финиках, так что теперь чужеземцам с моря хоть и не доверяют по старой памяти, но уже и не набрасываются сразу с целью отправить к праотцам. Поэтому нашим удалось продемонстрировать гуанчам Пальмы, что не всякий нарисовавшийся из моря чужак — финик. Постепенно и торговлю с ними какую-никакую наладили. Дамал — один из тех купцов-шпиенов, которые в ходе торговли с туземцами не забывают заодно и о разведке обстановки на острове…
— Так возможно, они и столь сильны только благодаря этой целебной смоле? — предположил генерал-гауляйтер.
— Всё может быть, досточтимый. Но я слыхал о другом — что дикари, будто бы, используют "кровь дракона", чтобы предохранить от гниения тела своих покойников. Не знаю, можно ли этому верить, но так говорят.
— Это правда, — вмешался Серёга, — Есть у них такой обычай, подобно египтянам. Из-за него дикарям и нужно так много драгоценной смолы, что им её не хватает самим. И всё равно на всех их покойников её не хватает, так что достойным образом сохраняются тела только самых знатных и уважаемых. А нехватка дающих нужную им смолу деревьев, как и нехватка удобной земли под посевы и пастбища, тоже становится причиной для ссор и военных столкновений между их племенами…
— Да вы, почтенные, знаете о тамошних дикарях больше меня, — заметил купец, — Какой тогда Тарквиниям прок в моих сведениях, которые я собираю по крупице?
— Наши сведения собирались в своё время точно так же, как это делаешь ты, но очень давно и разными людьми, — пояснил я ему, — Многие относились не к этому острову, а к другим, какие-то искажены из-за неточностей при пересказе, а какие-то, возможно, и были верны для своего времени, но с тех пор давно устарели. Жизнь же меняется, а с ней — и обстановка. Твои же сведения, пусть и скудны пока, зато — новее и точнее прежних.
— Не так-то легко собирать их. Вглубь острова дикари нас не пускают, и много ли мы с моими людьми можем увидеть собственными глазами? А язык у них хоть и похож немного на мавританский, но уж очень немного — два моих матроса-мавра понимают лишь немногие отдельные слова, но о смысле всей фразы уже только догадываются. И хотя есть у меня и один финикиец-полукровка с ближнего острова, владеющий и языком туземцев, язык дальнего острова даже он понимает только с пятого на десятое. Дикари, возможно, и рассказали бы сами многое из того, что я хотел бы знать, но как прикажете расспрашивать их с такими переводчиками?
— Какой вопрос задашь, такой и ответ на него получишь, — хмыкнул Володя.
— Вот именно! Долго ли ошибиться с вопросом, не зная толком языка? А ещё же и ответ на него надо понять правильно. А подучиться как следует тамошнему языку — это же немалое время нужно.
— А в фактории их оставить, чтобы учились языку всё время, разве нельзя?
— Да там фактория-то — одно название. Лавка только крытая для торговли, место под палатку, да причал для швартовки судна. Даже склада для товаров там нет — прямо из трюма выносим. Пока стоим там — есть фактория, как уплывём — считай, что и нет её. Не те у меня ещё торговые обороты, чтобы постоянную там заводить.
— Так что мешает их увеличить?
— Мешает бедность дикарей. Им почти нечего предложить нам в обмен на наши товары. Ягод земляничного дерева, инжира и ежевики полно и на материке. Зерна у них мало, и они спрашивают его сами.
— Даже ячменя? — удивился генерал-гауляйтер, — Он нам тоже нужен, а не одна только пшеница, так что с удовольствием возьмём и его — уж всяко ближе, чем от мавров.
— Да у них там и есть-то только ячмень, и его мало, а пшеницы и вовсе нет.
— А бобы? — спросил Серёга, держа в памяти гофио — кашу канарских гуанчей из зёрен пшеницы с ячменем и бобов.
— Нет у них бобов, — разочаровал бастулон, — На ближних островах есть и бобы, и пшеница, там и финики есть, а на том дальнем — только ячмень. Добавляют его немного к корневищам папоротника, когда он есть, а как кончится — только корневища эти пекут и едят. Очень бедно они там живут.
— А скот?
— Скот есть — козы с овцами. Вот овец я у них как раз и закупил, как заказывали, хоть и не понимаю смысла — в том же Могадоре у мавров они обошлись бы раза в полтора дешевле, да и крупнее они у мавров. Зачем вам эти островные?
— Они привычны к скалам и горным склонам, которых полно и здесь, — пояснил ему геолог, — Не так хорошо, как козы, но гораздо лучше равнинных овец.
— Так разве не лучше тогда были бы козы? Их у дикарей гораздо больше, и они обошлись бы дешевле овец. Я не понимаю смысла этого запрета на коз.
— Козы объедают ветки кустарника, а они отрастают гораздо медленнее травы. В здешнем засушливом климате — тем более. Если снять запрет и завезти их сюда — козы не так хлопотны в выпасе, как овцы, поэтому все начнут разводить их, а не овец, и тогда они размножатся и сожрут все Горгады, — тут Серёга, конечно, несколько сгустил краски ради пущей наглядности, но по сути-то всё правильно, — Поэтому и запрещён их ввоз сюда, как и во все наши островные колонии.
— Вот поэтому у меня и такие торговые обороты, — съязвил купец.
— Не прибедняйся, — хмыкнул генерал-гауляйтер, — Чтобы ты, да не нашёл на чём заработать свой барыш — зная тебя, никогда в подобное не поверю. Вот скажи нам, Дамал, почему у тебя не пошла торговля с ближними из Островов Блаженных?
— Так финикийцы же тамошние разве дадут развернуться?
— Другим дали, а тебе не дают?
— Да что им там дали-то! Мелочь одну!
— Вот именно! Они удовольствовались этим и торгуют себе, а ты куда полез?
— Ну, где прибыльнее было. Не всё же финикийцам в одно горло.
— Вот поэтому они тебя и выперли взашей, что полез туда, где и без тебя тесно. Вот истинно говорю, когда Дамал родился, кто-то из финикийцев точно заплакал! — это он уже нам прокомментировал, — Поэтому не прибедняйся, Дамал. Ты не мог не разнюхать и не найти, что там есть ценного. Ну вот не верю я, чтобы ты, и совсем не раздобыл "кровь дракона". Уж за железные-то ножи и топоры…
— Да, они рвут их с руками, досточтимый. Но даже за них я выторговал её лишь небольшой мешочек, да и то, береговые посылали гонца к вождю всего племени, прося у него дозволения на эту сделку. Говорю же, им мало смолы самим. Если бы не пурпурный лишайник, так зряшный вышел бы рейс. Вот только он, да эти нужные вам горные овцы.