— Но досточтимый, ведь земельные захваты — это же разве не лучше? — спросила одна из бывших "гречанок".
— Служат больше пяти лет! — напомнил ей Волний.
— Да, главная проблема — в этом. Даже в сопредельной с нами Дальней Испании, которая поспокойнее Ближней, пятью годами службы никого в Пятом Дальнеиспанском не удивишь. А в Ближней из-за войны с кельтиберами и повышенной потребности войск в опытных ветеранах на будущий год из Восьмого Ближнеиспанского сменят новобранцами и отпустят домой по выслуге только отслуживших семь лет. А из отслуживших меньше — только немногих особо отличившихся. Вы представляете, в какой упадок придёт земля и хозяйство крестьянской семьи, глава которой пропадал где-то за морем семь лет? А ведь теперь, с этого года, в Ближней Испании уже не один, а два легиона, и значит, ситуация усугубляется вдвое — это всё равно, что ещё одну провинцию в стране образовать, эдакую Среднюю Испанию, для которой тоже нужен свой легион, солдаты которого будут точно так же служить без смены по несколько лет. И хотя провинции, конечно, приносят Риму немалые доходы — вам же не нужно напоминать о богатейших серебряных рудниках близ Нового Карфагена, не говоря уже о меди и железе со свинцом — переслуживание солдат в них ведёт к разорению римских крестьян, а значит — к подрыву военной мощи Рима. Кого в легионы призывать, если все разорятся? А без легионов — как удерживать завоёванные провинции? И зачем завоёвывать то, чего не удастся удержать? Теперь понимаете, почему римский сенат вовсе не жаждет приумножить число заморских провинций Республики?
— Но ведь позже, досточтимый, римляне всё равно на это пойдут? — спросила та же девчонка, что задавала вопросы по "имперской" карте.
— Да, лет через тридцать пять они на это пойдут. Но от хорошей ли жизни? Как я уже сказал, через десять лет начнётся Третья Македонская, но и после неё Македонию не обратят в провинцию, а только разделят на четыре союза городов. И буквально через два десятка лет там снова забузит самозваный царь, желая восстановить великую Македонию, а это для Рима снова та самая опасность, которой сенат стремился избежать. Четвёртая Македонская покончит и с этим македонским выступлением, но где гарантия, что оно не вспыхнет снова, едва только из страны уйдут римские войска? А одновременно Рим будет вести и Третью Пуническую с Карфагеном. На переговорах о мире Рим будет согласен на сохранение карфагенской государственности, настаивая только на оставлении жителями и разрушении самого Города. Его жителям предлагается переселиться в любое место, какое сами пожелают, лишь бы не ближе десяти римских миль от морского побережья — новая столица карфагенян не должна быть крупным морским портом, способным снова быстро разбогатеть на морской торговле, а главное — построить новый военный флот. Карфаген — в ужасе. Он согласен на полное подчинение Риму, не надо ему своей государственности, лишь бы только сохранить Город. Но римские консулы знают, что сенату не нужна новая провинция, и отказываются наотрез. Представляете? Вдумайтесь только в ситуацию! Рим полсотни лет получал от Карфагена по двести талантов в год. Это первый взнос собирать было тяжело, но по результатам Ганнибал, став суффетом Карфагена, навёл в финансах порядок, да такой, что уже в год начала войны с Антиохом — всего через пять лет после этого — Карфаген предложил Риму сразу всю оставшуюся сумму контрибуции! Это какие нужно для этого иметь доходы? И вот, Риму предлагают взять их все, а он — отказывается!
— Всю сумму? — озадаченно переспросила бывшая "гречанка".
— Да, в той нашей реальности такое предложение Риму от Карфагена поступило. В этой, родной для вас, этого не произошло, но вовсе не оттого, что у Карфагена не было этих денег. Были, и вопрос о предложении их Риму рассматривался, но — нашлось кому отсоветовать этим идиотам, скажем так. Подробности об этом, как и о многом другом, вы узнаете позже, и это будет программа другого предмета, а пока-что — просто примите к сведению, от каких баснословных доходов, да ещё и безо всякой войны, Рим откажется, лишь бы только не брать ещё одну провинцию. И только в ходе возобновившейся войны, когда станет ясно, что карфагенское государство всё равно будет уничтожено, сенату так или иначе придётся решать вопрос — что же после войны делать с Африкой? Если не взять её самим в качестве провинции, то её с удовольствием захапает и присоединит к Нумидии Масинисса, а этого не хочется ещё больше, поскольку и так уже эта Нумидия разрослась и усилилась. А следовательно — хочешь, не хочешь, а надо брать эту Африку, оставляя в ней наместника с армией. И с Македонией то же самое получается — оставь её, так фракийцы захапают и усилятся, и раз уж всё равно её приходится оккупировать, так пусть хотя бы кормит оккупационные войска. Так вот и образуют через "не хочу" две новых провинции в один и тот же год. Так мало того, в тот же год случится и Ахейская война. Как вы знаете, не так давно к Ахейскому союзу была окончательно присоединена Спарта, чтобы больше не баламутила Пелопоннес, но склок в союзе хватает и без неё. А вскоре после Четвёртой Македонской спартанцы снова отложатся от Ахейского союза и пожалуются в Рим на его притеснения. Сенат потребует отпустить из союза все не ахейские города, даже Коринф, которому в союзе было неплохо, и это приведёт к власти в Ахейском союзе демагогов, а те рассорятся с Римом в надежде взбаламутить своим популизмом всю Грецию. Удайся им это и продлись Третья Пуническая дольше — возможно, у них и были бы шансы, но до такой степени им не повезёт, и Ахейский союз будет разгромлен осенью того же года. И опять возникнет вопрос — что с ним делать, чтобы раз и навсегда унять этот гадюшник? А раз уж всё равно две новых заморских провинции образуется, то и греков этих — туда же, до кучи. С ними римляне, правда, схитрят, присоединив к Македонии. У нас нет сведений, сэкономит ли это им легион, но какой-то смысл для них в этом, надо думать, будет.
— Досточтимый, Азия римляне как будут взять? — спросил снова тот же парень из ускоренного выпуска.
— Это случится почти через пятьдесят лет или через десять с небольшим после присоединения Африки, Македонии и Греции. Сейчас это, как я уже сказал, Пергамское царство, друг и союзник римского народа. У последнего царя, сына нынешнего Эвмена, не окажется законных наследников, и он завещает своё царство сенату и народу Рима. А там как раз в то время будет идти борьба между плебейским трибуном Тиберием Семпронием Гракхом и крупными латифундистами, у которых по реформе Гракха будут отбираться земли свыше положенных по старинному закону пятисот югеров на семью для передачи безземельным и малоземельным гражданам. Гракх успеет к тому моменту провести и сам закон о реформе, и учредить комиссию для её проведения, но сенат выделит на её работу гораздо меньше денег, чем будет нужно. Пергамский посол с царским завещанием будет жить в доме Гракхов, так что трибун узнает о завещании раньше сената. Ему, конечно, не земли царства будут нужны, а деньги и сокровища пергамских царей, чтобы на них вести работу комиссии, но тут ведь как? Или бери всё царство целиком, или не бери ничего. А ему эти деньги нужны будут позарез, и он вынесет вопрос о принятии Римом пергамского наследства на Собрание граждан, минуя сенат. А воля Собрания в римской Республике выше любого закона, и если уж оно что-то решит — сенат бессилен противостоять ему и обязан повиноваться. Поэтому мы не знаем, что решил бы сенат, если бы вопрос решался на его заседании, как это и полагалось по установившемуся за века обычаю во всех делах внешней политики. В данном случае сенат будет поставлен перед фактом, с которым уже ничего не сможет поделать. Мы можем только предполагать, что если Гракх пошёл на это грубое нарушение обычая, то причину для такого шага сам он явно считал веской.