Спальник так и валялся в кустах акации. А Ходжа взялся помочь дотащить его до тихого палисадника рядом с церковью. По дороге ещё пенку где-то нашел. В общем, старался казаться галантным.
Мы пёрли неподъёмный спальник с тяжеленной прорезиненной пенкой прямо по ночному Репербану. Считается, что заполночь детям ходить здесь нельзя. Приезжий народ удивляется, когда узнаёт, что мы не карлики из цирка «Ронкалли». Почему то все туристы уверены, что детей на Репербане нет. Неправда – вот мы, прём по ночному Репербану матрас. Ночью улица у нас горит как новогодняя ёлка. Пару раз кто-то из небармалейских ночных туристов поинтересовался – не поздновато ли для детей? Но мы оставили этот вопрос внимания.
Я то и дело оглядывалась, пытаясь понять, что это рядом со мной так бурлит. Наконец до меня дошло. Это в организме у Ходжи закипала ревность. Закипала она оттого, что я наотрез отказалась от того, чтобы называться его девушкой (а я бы отказалась, даже если мне пришлось бы ради этого руку Ходжину отпилить, а вместе с рукой ещё и и голову). Теперь он хотел загладить свою вину идиотскими оправданиями.
– Вот смотри, – объяснял он. – Я не могу ничего поделать. Я говорю «девушка».
И рука поднимается сама собой.
Тут, правда, рука его поднялась сама собой. Пришлось сбросить её побыстрее.
– С языка слетает – ты моя девушка и всё тут. – продолжал Ходжа, – Чем я могу загладить свою вину, не знаю. Но ты только скажи…
– Забудем, – сказала я, сбрасывая Ходжину руку в очередной раз, – расскажи мне лучше что там, в завещании херра Павловского. И куда это мы завтра идём?
– А я и сам плохо помню текст завещания – неожиданно сказал Ходжа, – Считается, что весь этот сыр-бор все должны знать наизусть. Вроде как, там написано, что когда-нибудь вместо общественной гавани здесь будет кофейня. А вместо пап и мам будет татуированный чёрт c граммофоном!
Я попыталась представить себе татуированного чёрта с граммофоном в руке. Получалось не очень. Что еще более странно, получалось очень похоже на этого Королька. Дело, может, в пластинке, которую он ставил дело? Ну и что, подумаешь пластинка, что в этом такого, в конце-то концов – ну, чёрт, ну с граммофоном в руке? А татуировки? У моего отца тоже татуировки имеются – на спине, названия групп из репертуара «Добро пожаловать». У каждого из Бармалеев такие есть. Что с ними не так? Пластинки господин Веттер-перемен тоже имел, хоть и не слушал. В общем, попадал под определение «чёрт грамофонный татуированный» на сто процентов. Может это Павловский сам про себя написал?
– Завтра здесь будет настоящий разбой, – пообещал Ходжа, выковыривая из носа кровоподтёк. – В прямом смысле слова ужасный. Это я обещаю. Будем делать всё возможное, чтобы предсказание херра Павловского никогда не сбывалось.
Тут я попрощалась и пошла спать. Палисадник у церкви оказался запертым. Пришлось залечь на газоне.
9
Спать под звёздами на весеннем мокром газоне, оказалось невероятно сложным делом. Ничего общего с романтическим приключением под луной эта ночёвка не имела. Интересно, как спят на улицах бездомные, думала я, а сама ворочаясь на траве. Как спят опустившиеся бармалеи, например, те, что живут на улице с матрасами, собаками и стаканами от пепси-колы в качестве кошелька? У меня не вышло. Я срезалась на самом простом – не получалось закрыть глаза и расслабиться. Делать вид, что спишь, разумеется, кое как ещё можно. Но выспаться по-нормальному ну совершенно никак.
Ладно, я сама виновата, умудрившись лечь под фонарь без отражателя. Он был единственный такой яркий на всю округу. Но это ещё можно было предугадать, а вот что последовало за этим – нет.
В три часа ночи вдруг заработали удивительные поливательные фонтанчики из тех, что помогают декоративной капусте к лету дозреть. Я лежала под холодным душем, сжимала зубы до хруста, но решила доказать, что Ана Ананас не сдаётся ни при каких обстоятельствах. Только, когда трава превратилась в сплошную мокрючую лужу, я поняла, что пора линять. Перебегая из одного места в другое, я нашла себе сухое местечко. Там меня начал донимать лис, охотящийся на малиновку. Оба они бузили до тех пор, пока лис малиновку не придушил. После этого волшебные фонтанчики сработали повторно. Тут уж моё терпение лопнуло окончательно. Я резко встала и не обнаружив сна ни в одном глазу, почесала по Репербану без матраса, ругаясь себе под нос. Теперь я уж точно была похожа на отъявленного бездомного. Меня поддерживало лишь то, что дом у меня всё-таки был. Я три раза нажала на кнопку с фамилией Веттер-перемен, не отрывая пальца от той, что посредине. Дверь под этим воздействием открылась, и я прокралась к себе на второй этаж. Там я сбросила куртку и легла спать под ванну.