– Знаешь кто ты такой, Королёк? Ты хурма! – выпалила я, глядя ему прямо в глаза.
Хурма была русским словом, казавшимся мне потешным.
– Хурма. Хурма перезрелая!
Я лишь надеялась, что по-немецки это слово окажется неприличным. А Ходжа первым догадался, что за фрукт я имею в виду. Он заорал: – Каки, каки! Так будет понемецки хурма. Тут всё взорвалось. Бюдде заржал первым, а за ним все остальные.
– Идущие на смерть приветствуют тебя… Каки, – в перерывах между смешками шипел Барсук.
Корольку, а теперь уже наверняка Каки, на всю оставшуюся жизнь, приходилось только огрызаться:
– Сейчас кто-то из вас серьёзно пострадает.
Пострадал, в конце концов, Бюдде. Он у нас парень добрый. Бюдде примирительно протянул Корольку руку, в которой он сжимал сигарету. А Королёк со всей силы ударил его в солнечное сплетение. Бюдде сразу согнулся пополам. А разогнувшись, от злости сожрал свою сигарету вместе с фильтром и всеми прилипшими на неё песчинками. За это время Королёк успел убежать.
Сплюнув, Бюдде Фегельман сообщил, что следовало бы пересмотреть субординацию нашей банды, если никто не хочет, чтобы его посадили в «Санта-Фу» за непреднамеренное убийство
– Эх ты, – укорил его Олли, – Вечно ты вперед вылезаешь. В «Санта-Фу» собирается. А сам просто сдачи дать не может.
На том, собственно говоря, наша разбойничья вылазка и закончилась.
13
– Ну что, сегодня ты дома? – спросил меня Ходжа.
– Нет, – сказала я, – На улице. Я сегодня ночую на улице.
Задумчиво посмотрев на небо, я пыталась определить сегодняшнюю погоду. Звёзды в небе горели как матовая светодиодная лента. Воздух просто стоял. Такое в Гамбурге случается редко. Стоя под красивыми молочными звёздами я пожалела, что теперь дома ночевать не смогу никогда. Всё из-за этой старой ведьмы Берты Штерн. Я считала ниже собственного достоинства появиться перед её глазами хоть один лишний раз, не говоря уже о том, чтобы жить с ней вместе.
Что касается ночёвки под ванной, то тут было ясно, что мне места там нет. Сегодня был выходной и под ванной вымачивался полный таз папиных трусов. «Трусы выходного дня» – это был совершенно бармалейский папин лайфхак, который позволял экономить воду на тридцать процентов.
– Поужинаем, что ли, на променаде? – спросил Ходжа довольно бодро.
– Ужинайте, балуйтесь, – сказал Барсук, – а мне надо домой. У меня тревожные вести.
Бюдде пожал плечами.
– Может, разрешите остаться на ночь в киноклубе, комиссар? – выдвинула предложение я. – Ведь Кролик ваш, вроде ушёл.
– Нет. Он теперь всегда будет жить там, этот кролик. – сказал Ходжа. Ресницы его вдруг возвышенно зашевелились, и сам он стал вдруг романтическим. В конце концов, он хлопнул своими турецкими резиновыми ресницами и сказал:
– Мы проведём с тобой ночь на берегу Северной Эльбы. Вместе. И ты ни капли об этом не пожалеешь.
Ребята запихали друг друга локтями в бока и захихикали. Мне захотелось провалиться сквозь асфальт. Например, в какой нибудь из заасфальтрованых притоков Северной Эльбы. Но времени веселиться не было. Барсук, посчитав, что и так слишком много юмора на сегодняшний день, смылся – у него были тревожные глаза. Бюдде тоже собирался уходить. А Олли, отойдя в сторону, названивал по телефону маме, уверяя, что вот-вот придёт ужинать.
– Как же твоё кабельное телевидение? – растерянно спросила я.
За кабельное телевидение я хваталась, как за спасительную соломинку.
В ответ Ходжа Озбей гордо помотал головой:
– Я больше не могу смотреть платные каналы. Ай-ай! Для человека с моим уровнем интеллекта на телевидении не может быть ничего интересного!
Я бросила взгляд на место, где обычно стоит Берта Штерн. Берта махала мне рукой. Выглядела вполне дружелюбно. А я думала лишь о том, как это плохо, когда все вокруг тебя предают. О том, что папа сейчас дома один и чувствует себя распрекрасно.
В принципе, я ничего не имела против ночной прогулки. Закат был чудесным, ветер с Эльбы заметно потеплел. Стало похоже на лето. Пожалуй, ради этого ощущения, я готова была прогулять хоть всю ночь.
Дорогу к набережной замело какой-то липкой дрянью. По забытой привычке, я подумала, что это снег, а оказалось, просто чайки в ожидании лета изгадили спуск к набережной.
14
В кустах, облепленных пауками, Ходжа Озбей обнаружил гору пластиковых бутылок. Кто-то заботливо упаковал их в пакет с надписью «На здоровье». Этим воспользовались пауки. Отбив бутылки у пауков, Ходжа издал торжествующий вопль. Вопль был таким, будто он столкнулся с бандой головорезов, а сам был при этом вооружён. Он орал на всю набережную, пока не сдал бутылки в ночной магазин, где отходя от кассы, принялся швырять деньги на ветер, вздумав потратить их на сигару и шампанское «Красная шапочка». Но продавец сказал, что ни о какой «Красной шапочке» и речи не может быть. Кроме того, Ходже пришлось выслушать проповедь по поводу курения. В конце концов, по совету продавца, он ухнул часть денег на сладкую имитацию маленьких бургеров. Бургеры казались сделанными из тянучки, но на самом деле это был чистый гудрон Вместо трёх центов сдачи, продавец протянул Ходже фильтр от кофейной машины: