– Поэтому Олли и думает, что тебе нельзя давать тебе шанса, – сказал Ходжа Озбей. – А я тебе доверяю.
– Мне уже все равно, – преувеличенно бодро ответила я. – Я вам не пример. Давай другие примеры, женский пупок.
Тогда Ходжа предложил для примера Берту Штерн. Конечно, она была больше похожа на Бармалея, а не на граммофонного чёрта. Хотя татуировки у неё и были. Но отнюдь не бессмысленные как у барист, а самые настоящие бармалейские, с намёком на здравые мысли – чего стоила та её знаменитая надпись «Alles Fotzen ausser Mutti» («Все овцы кроме мамы»). Были там и другие картинки. Скажем, якоря, гарпуны, корабли с наполненными ветром парусами и пылесосы с подписью «Держитесь подальше от кухни». Но это были честные татуировки на всю жизнь. А легкомысленные подруги барист носили татуировки ни к чему не обязывающие, которые Ходжа называл «ироническими». Такие татуировки можно было запросто смыть жидкостью для снятия лака. Порой это были всего лишь временные, наведённые при помощи химического фломастера татуировки. В общем, косметика. Берта Штерн её не носила.
Тогда, для контраста мы взяли двух её подруг с именами Ханна и Халочка – ведь те носили на лице тонну косметики. Но Ханна с Халочкой казались такими страшными, что тянули на чёрта и так, без всякого граммофона. В конце концов, мы исключили из списка женщин с косметикой и без. Всех! Напоследок, Ходжа сказал, что теперь будет присматриваться к женщинам внимательнее, чтобы понять, что к чему. Сейчас женщины мимикрируют под Бармалеев так быстро, объяснял он, что могут легко ввести в заблуждение. Разве что бороду им не отрастить никогда. Если у мужчин-барист присутствие иронической бороды можно было считать обязательным, то у женщин такую функцию выполняли цветастые платья в стиле ретро. Такое не пришлось бы в голову на себя нацепить Берте Штерн. Правда, в таких щеголяли туристы из тех стран, где не принято выходить на улицу в домашнем. Но там свои замашки. Что же касается того, что под платьем, то ни я ни Ходжа толком не знали, что тапод ним должно было быть. Что поделаешь! Не будешь же ты ловить для проверки подруг барист на пляже в Эльбштранде! Поэтому, мы решили на этом остановиться.
– Вчерне мы обрисовали, – вздохнул Ходжа и потянулся к «Красной Шапочке» (чтобы убрать её в мой рюкзак). – Думаю, больше у женщин с мужчинами различий нет.
– Как же? А парики? А натуральные шубы, – возмутилась я, предполагая, что рано или поздно дойдёт и до этого, но запнулась. Довести мысль о шубах до конца было некому. Что такое натуральная шуба и зачем она нужна, Ходжа Озбей не знал.
А дальше, следите очень внимательно.
Объясняя Ходже, чем отличается натуральная шуба от шубы с искуственным мехом, я привела в пример тётку, оказавшуюся на пирсе вроде бы случайно.
Надо сказать, я совершенно не придала значения тому, что женщина эта, будучи вся в иронических татуировках и шубе цвета морской волны без рукавов, следила за мной изза угла так пристально. Лицо у неё было обиженным, а губы смотрели уголками вниз. Глаза… По крайней мере, она стреляла в мою сторону, то и дело сверяясь с чем-то бумажным в кожаном кошельке. И ещё сверяла часы с городскими. Наверняка это было связано с тем, что в три часа ночи мы сидим на тумбе у причала, болтаем ногами и говорим о разных пустяках.
Я приветливо помахала рукой в сторону тётки. Та немедленно отвернулась. И я тут же забыла о ней. Мало ли на улицах нашей греховной мили городских сумасшедших? Не обращать же внимание на каждого?
15
– Давай показания!
Дульсинея Тобольская прижала меня к стене, перекрывая пути к отступлению.
– Рассказывай, что у тебя, чёрт возьми, происходит?
Огромными морщинистыми ручищами она показала, что мне кирдык.
– Если не расскажешь, в чём дело, я выбью из тебя показания прямо на «Вахте Давида». Разговор будет продолжаться в присутствии понятых. Объяснить тебе, что такое «в присутствии понятых», милая девочка?
– Нет. Мне известно, что такое «в присутствии понятых»!
Я вежливо отвела её «кирдык» руками и показала – сдаюсь!
Дульсинея указала на скамейку у поворота на площадь Шпильбуден. Вытащив по пакетику лакрицы и, распечатавая один за другим, старуха начала пристрастный допрос. Допросу я не препятствовала. Общалась с полицейской я всегда дружелюбно.
А она, в свою очередь со мной. Секретами с ней я делилась, разумеется, только личными. О том, что работаю в банде матёрых репербанских бармалеев, я разумно умалчивала.