При виде этого огромного градусника, меня согнуло пополам со смеху. Я даже икать стала. Барсук был такой смешной. Лишь бы он поменьше расстраивался. Ради этого, я вполне бы могла пойти со на свидание с ним вместо Ходжи.
(Да, ей-богу мне всё равно. Вот, правда, вот честное слово. Просто мне нравился Бюдде. Жаль, я ему не нравилась. И ещё жаль, что ни на какие свидания меня не приглашал. Только постоянно заставлял кататься на скейте).
20
Ходжа Озбей, одетый во всё красное, медленно закипал. На моих глазах он превращался в свёклу в кастрюльке. Присутствие Барсука, дарящего мне цветы, не вписывалось в его планы. Дошло до того, что он ожесточённо выхватил из рюкзака ещё одну «Красную Шапочку» и взметнул её, готовясь вытащить пробку.
– Ходжа, – остановила его я, – если ты собираешься пить на свидании «Красную Шапочку» из горлышка, я.. я…я хочу рядом со мной был Барсук. Это, если ты не хочешь, чтобы я привела сюда вахту Давида. В качестве телохранителя.
На словах «Красная Шапочка» горло моё начал драть чудовищный спазм. Ходжа, наконец, взял себя в руки.
– У нас треугольник. Любовный. Ай-ай – сказал он гордо. – Пойдёмте уже скорее в кафе. Только будем держаться за руки. Пускай от зависти лопнут. Пусть у них глаза вылезут на затылок
У Барсука, вовсе не предполагавшего очутиться в любовном треугольнике с Ходжей, на затылок полезло ВСЁ. Даже капельки пота. Капли постоянно просачивались сквозь поры на его толстой шее. Но теперь они поползли вверх. Если вы не понимаете, о чём я, просто поверьте, что это довольно смешное зрелище. Давясь со смеха, я вынула из кармана салфетку и принялась вытирать эти капли. Барсук негодовал, но терпел.
Когда стало понятно, что промокнуть потеющего Барсука как следует не удасться, Ходжа потащил нас в магазин рядом с набережной.
– За мороженым, – грозно сказал он. – Только пускай толстяк платит сам.
Магазинный работник безразлично швырнул нам мороженое в одинаковых зеленых обертках.
– Ходжа, что такое любовный треугольник? – осторожно спросил Барсук, вынимая из кармана кошелёк.
Слопав по мороженому у Давидовой вахты, мы пытались втолковать Барсуку, что такое любовный треугольник. Он не понимал. В конце концов, нам надоело. И тут Барсук неожиданно захохотал.
– Если уже двое пап есть, зачем тогда мама? – спросил он, сгибаясь пополам от смеха
Ходжа попытался объяснить и про мам, но его опять заклинило на любимой теме – на женщинах.
– Вот, ребятки, глядите: потенциально подруга бариста. – тыкал он мороженым в женщин, сидевших за столиком – Жаль, что не местная. Из Японии. А эта может из Герцогии. Или Боснеговины. Ай-ай..
Предполагаемая подруга баристы шестидесяти с хвостиком лет ласково улыбнулась и отложила вязание. Но Ходжа уже тыкал пальцем в следующую:
– А эта? Видели? Глядите, какая она декоративная.
Видели. Наверняка, уже в третий раз я увидела эту тётеньку, похожую на декоративную куклу. Раньше я значения этому не придавала. Теперь она показалась мне страшной.
– Линяем отсюда, – не выдержала я.
– А если двое мам будут, а не папа? – Барсук, всё еще думал о нашем любовном треугольнике..
– Неважно. – завопила я так, что все обратили на нас внимание. – Оно меня преследует, – я старалась говорить о преследовании так, чтобы было слышно на вахте Давида.
Тётка открыла объятия.
– Анна, – плотоядно сказала она.
– Мотаем отсюда!
Я потащила обоих участноков любовного треугольника наискосок через дорогу на красный свет. От неожиданности Барсук уронил градусник на асфальт. Не знаю, где он взял вообще этот прибор, но в Гамбурге такой градусник считался опасным. Он был огромный как цирковой, а ртуть была настоящей и разлилась она на том месте, где мы только что стояли. Собралась в два выразительных шарика. Глаза змеи!
Мы ломанули на красный свет через улицу. Две машины недовольно перехмыкнулись сигналами. Перебегать через дорогу на красный свет у нас нельзя, будь ты хоть триста раз репербановский Бармалей. Лишь Траурному Эммериху было дано особое разрешение. Потому что Эммериха так просто на пяти километрах в час не собьёшь. И когда тётка, совсем непохожая на Трарного Эммериха попыталась повторить наш манёвр, водитель высунулся из окна и поставил её на место, прокричав что-то грубое. А хозяин парикмахерской, показывая вниз, туда, где капельки ртути собрались в шарики, требовал немедленно всё убрать.