Биллингс забрался в палатку, жалея, что не взял часы. С другой стороны, Дуньязада едва ли смогла бы прочесть по ним время. К счастью, под рукой имелись самые надежные часы, небесные.
- Разбудишь меня, когда луна будет прямо над головой.
- Где мне стоять, Билл?
- Стоять не обязательно. Просто сядь у входа в шатер. Заметишь какой-нибудь силуэт или странный звук, помимо стрекотания насекомых, сразу буди меня. Холодает, конечно, но ничего, у костра согреешься.
Дуньязада покорно уселась перед входом в палатку и обхватила колени руками. В отблесках костра круглощекое личико разрумянилось. Когда девчушка вырастет, то превратится в красавицу. Впрочем, она и сейчас весьма недурна.
- Я знаю, как нам скоротать время, Билл. Позволь поведать тебе одну из сказок моей сестры.
Биллингс не сомневался, что под такой аккомпанемент заснет как убитый.
- Валяй.
— Пожалуй, начну с самой первой истории, какую Шехеразада рассказывала султану. - Дочь визиря вдруг погрустнела. - Сестра наверняка тревожится обо мне, и султан тоже.
— Вы скоро увидитесь, - пообещал Биллингс.
- Как? Я думала, мы летим к тебе во дворец!
— Само собой. Увидитесь, в смысле, когда ты наведаешься к ним в гости.
- В этом нет нужды. Как только мы прибудем в твой дворец, я первым делом пошлю им весточку, что со мной все благополучно. Тем более, мне совсем не хочется покидать страну джиннов. Ифрит-соглядатай уже оповестил джиннов о нашем присутствии, но бояться нечего. - Она вскинула левую руку, и кольцо на среднем пальце ярко засияло в свете костра. - Узрев печать Сулеймана-ибн-Дауда, они падут ниц и будут молить меня не заключать их в медные кувшины, чтобы зашвырнуть в море.
- Сказка, Дунни... ты обещала сказку.
- Да, она называется «История о купце и духе».
Биллингс словно превратился в султана, а юная рассказчица - в Шехеразаду.
- Был один купец среди купцов, и был он очень богат и вел большие дела в разных землях. Однажды он отправился в какую-то страну взыскивать долги, и жара одолела его, и тогда он присел под дерево и, сунув руку в седельный мешок, вынул ломоть хлеба и финики и стал есть финики с хлебом. И, съев финик, он кинул косточку - вдруг видит: перед ним ифрит огромного роста, и в руках у него обнаженный меч. Ифрит приблизился к купцу и сказал ему: «Вставай, я убью тебя, как ты убил моего сына!» — «Как же я убил твоего сына?» - спросил купец. И ифрит ответил: «Когда ты съел финик и бросил косточку, она попала в грудь моему сыну, и он умер в ту же минуту». «Поистине, мы принадлежим Аллаху и к нему возвращаемся! - воскликнул купец. - Нет мощи и силы ни у кого, кроме Аллаха, высокого, великого! Если я убил твоего сына, то убил нечаянно. Я хочу, чтобы ты простил меня!» - «Я непременно должен тебя убить», - сказал джинн и потянул купца, и, повалив его на землю, поднял меч, чтобы ударить его...
Когда Биллингса наконец сморил сон, подсознательно навеянный сказкой, ему привиделось, будто он попал в другую арабскую «ночь». Началось все вполне невинно: Биллингс высаживал у себя на заднем дворе ранние помидоры. В реальной жизни он сажал ранние помидоры каждый год, чтобы затем от души посмеяться, глядя, как фермеры из овощных палаток торгуют ими по доллару за штуку. Потом вдруг нагрянула его бывшая подружка, учительница, на своем новеньком «фиасе-хабли». Она выбралась из машины и, обогнув трейлер, направилась на задний двор. Девушка была высокой блондинкой, а серовато-синие, явно сшитые на заказ брюки придавали ей сходство с почтальоном. «Всегда считала, что с твоими мозгами можно найти занятие получше, чем копаться в земле», — бросила она. Биллингс ненадолго оторвался от свежевскопанной почвы: «Ты говоришь так потому, что не способна в полной мере оценить несравненный вкус первых помидоров и, в силу высокого дохода, готова выложить за них кругленькую сумму». «Дураком был, дураком остался», - парировала девушка, которая никогда не питала к нему особой симпатии и которую звали Джун. «Работать руками на крохотном участке, когда машины делают то же самое в десять раз лучше и в промышленных масштабах, - только ради того, чтобы сэкономить пару грошей». «Люди с твоим уровнем дохода пренебрегают мелкими монетами, а зря: сэкономленные гроши неукоснительно растут по экспоненте, даже на них можно сколотить целое состояние». Джун презрительно скривилась: «Я преподаю математику и точно знаю: гроши не растут ни по экспоненте, ни как-либо еще, и состояние на них не сколотить». «Уверен, ты никогда не слышала о Джоне Д. Рокфеллере. Он создал империю, экономя мелкие монеты, а прославился тем, что пригоршнями раздавал десятицентовики простому люду». Джун язвительно улыбнулась: «О Рокфеллере я знаю не понаслышке. Изучала в колледже. Он был вором, отсюда его богатство. Награбленное он хранил в финансовых пещерах и держал на службе тридцать девять разбойников. Однажды, когда вся шайка возвращалась с добычей в сокровищницу, их заметил агент ФБР по имени Али-Баба. Притаившись за деревом, Али-Баба услыхал, как Джон Д. произнес: «Сезам, откройся». Дверь пещеры отворилась, разбойники зашли внутрь, спрятали деньги и вернулись обратно. Джон Д. сказал: «Сезам, закройся» - дверь затворилась, и разбойники ускакали прочь. Али-Баба немедля бросился к пещере и произнес: «Сезам, откройся». Едва дверь в сокровищницу отворилась, он поспешил внутрь и украл мешок, полный тысячедолларовых банкнот. Потом сказал: «Сезам, закройся», и довольный отправился домой. Но брат Али-Бабы, Казим, служивший налоговым инспектором, прознал о пещере и заклинании, отворяющем дверь. На следующее утро, когда Али мирно спал, Казим подкатил к пещере на своем пикапе. Едва он проник в сокровищницу, как дверь за ним захлопнулась. При виде целой кучи денег Казим так обрадовался, что забыл вторую часть заклинания и не сумел выбраться из пещеры. Вернувшись с новой добычей, разбойники обнаружили незваного гостя и порубили его на куски, а куски развесили у входа -в устрашение другим налоговым инспекторам. После казни разбойники снова отправились на промысел. А под сводом пещеры было окно, и когда днем поднимался ветер, его гул оглашал сокровищницу. «Уууу, - завывал ветер, - уууу», но бедняга Казим уже не слышал. Уууууу...»