Биллингс недоверчиво хмыкнул.
- Ну, может не бушель, - согласилась Дуньязада, - но все равно порядочно.
У входной двери Биллингс вдруг застыл, вынудив девушку последовать его примеру.
— Как ты узнала о моих чувствах?
- Догадалась, когда ты пнул «волшебный ковер», увидев, как я обнимаю Али.
— Выходит, я сам раскрыл все карты.
- Мне да, но не себе.
Вечерний поток автомобилей запрудил улицы; на небе зажглась первая звезда. Влюбленные спустились с крыльца на парковку. Там царила мертвая тишина, вокруг не было ни души. Возле автомобиля Биллингс прижал спутницу к груди и поцеловал. Она обвила руками его за шею и поцеловала в ответ. Свет фонаря падал ей на лицо, под дуновением весеннего ветерка фиалковые глаза расцвели еще ярче.
- У тебя красный кабриолет? С ума сойти! - воскликнула Дуньязада.
Парочка уселась в автомобиль, и Биллингс порулил в один из тех шикарных ресторанов, где любил коротать время в бытность плейбоем... и жили они долго и счастливо, не зная горя, пока не истек отпущенный им срок и, смерть, предвестница конца земных радостей и разлучница влюбленных, не постучала в дверь.
МЕДНЫЙ ГОРОД
Глядя, как она возлежит в опочивальне султана, подобрав под себя ноги в шальварах и отбросив левую руку на мягкие подушки оттоманки, трудно было поверить, что это аниманекен. По крайней мере, Маркусу Н. Биллингсу, который явился в анимированный музей исключительно ради выставки «Тысячи и одной ночи», она чудилась настоящей, живой Шахразадой. Он не мог отвести глаз от прекрасного личика в форме сердечка и, как ни старался, не мог унять бешеного биения сердца.
Опочивальня султана была воссоздана в мельчайших подробностях. На заднем плане изящно вытесанные колонны подпирали полукруглые своды арок; с потолка, на начищенных до блеска медных цепях свисала старинная лампада; богатые драпировки, служившие пологом, были раздвинуты и забраны по бокам шнурами с золотыми кистями.
Копия султана с потрясающей точностью повторяла оригинал. Его черная борода отливала синевой, свободный конец кроваво-красного шелкового кушака спускался до колен. Широкая корона была выполнена из чистого серебра. Впрочем, аниманекены всегда славились подлинностью. А как иначе, ведь Большой Пигмалион — специальное устройство, копировавшее важных исторических персон - доподлинно воспроизводил все, за исключением живой ткани, но надо сказать, ее заменитель даже на самый искушенный взгляд не отличался от настоящего.
Из скрытых динамиков полилась приглушенная мелодия «Шехеразады» Римского-Корсакова, и под аккомпанемент нежных звуков сказительница завела «Историю о носильщике и девушках Багдада». Биллингс жадно вслушивался в слова, голос Шахразады струился, словно сотни золотистых лепестков. Позади напирала толпа, пришедшая поглазеть на выставку. Человеческая масса оттеснила Биллингса вплотную к бархатному шнуру, отделявшему экспозицию от остального пространства музея, но он не обращал на это ни малейшего внимания.
- А именно, был человек из носильщиков, в городе Багдаде, и был он холостой; и вот однажды, в один из дней, когда стоял он на рынке, облокотившись на свою корзину, вдруг останавливается возле него женщина, закутанная в шелковый мосульский изар...
«Да, да, - мысленно вторил ей Биллингс, - я хорошо помню эту «Ночь». Ты уже начинала рассказывать ее, помнишь? А еще я никогда не забуду девушку с удивительными глазами, «обрамленными длинными ресницами, что нежна очертаниями и совершенна по красоте» - девушку, которая в своем очаровании почти не уступает тебе. Настоящей тебе, Шахразада, а не твоему аниманекену. Хотя изначально ты во многом походила на куклу. Живую, дышащую куклу, что могла стать и стала бы моей, не вмешайся непреложные законы времени и синебородый султан из Минувших Эпох. Покажи мне перстень - знаю, он по-прежнему горит на твоем пальце. Волшебный перстень с печатью Сулеймана, грозы всех джиннов. Яви мне свою дивную улыбку. Подними свои чудные ресницы, чтобы я смог еще раз полюбоваться твоими фиалковыми очами. Обожги меня своим дыханием и дай почувствовать жизнь - жизнь, знакомую тебе по сказочным временам, где царствуют мамлюки, шейхи и визири, где добрые и злые джинны соседствуют с ифрита-ми. Вдохни в меня жизнь, Шахразада, чтобы я захотел жить дальше. По канону, ты поведала султану тысячу и одну сказку. Но мне-то лучше знать. В действительности, сказок было тысяча две. И тысяча вторая - моя самая любимая...»