После завтрака Биллингс растянулся на мягком газоне, гадая, как теперь вернуться в двадцать второй век, к тамошним подружкам (впрочем, он не особо тосковал ни по одной из них, зато далеко не одна тосковала по нему). Пока Биллингс предавался раздумьям, Шахразада наклонилась, сняла с него окончательно разболтанный тюрбан и ловкими движениями превратила его в поистине царский убор.
- О господин, позволь усладить твой слух сказкой, -предложила она, одевая тюрбан обратно. И не дожидаясь ответа, продолжила: - А именно, был человек из носильщиков, в городе Багдаде, и был он холостой. И вот однажды, в один из дней, когда стоял он на рынке, облокотившись на свою корзину, вдруг останавливается возле него женщина, закутанная в шелковый мосульский изар и в расшитых туфлях, отороченных золотым шитьем, с развевающимися лентами. Она остановилась и подняла свое покрывало, и из-под него показались глаза, ресницы и веки, а женщина была нежна очертаниями и совершенна по красоте. И, обратившись к носильщику, она сказала мягким и ясным голосом: «Бери свою корзину и следуй за мной». И едва носильщик удостоверился в сказанном, как...
Шахразада вдруг насторожилась и смолкла.
- Господин, слышишь?
Биллингс прислушался - вроде все тихо. Потом до него донесся гул, нарастающий с каждой секундой. Биллингс засмеялся, но не так убедительно, как хотелось бы:
- Это всего лишь ветер. Нет повода для тревоги.
- Нет, господин, это джинн. Вероятно, тот самый, что встретился нам на пути.
- Но если это джинн, почему ты не боишься? - недоумевал Биллингс.
Фиалковые глаза негодующе вспыхнули.
-Мне бояться джиннов?! Напротив! Они должны бояться меня! - Шахразада гордо выставила указательный палец, украшенный массивным кольцом. - Этот перстень выполнен из меди и железа, а джинны, о господин, боятся железа как огня. Перстень отливал искуснейший из мастеров, а случилось это, когда мне в руки попала свинцовая пробка, коей тысячи лет назад Сулейман-ибн-Дауд закупоривал медные кувшины с заточенными в них джиннами. На меди оттиснуты повеления Сулеймана добрым джиннам, коих уже не осталось в природе, а на железе — повеления коварным шайтанам, ифритам и маридам. Сверх того на кольце выгравировано величайшее из имен Аллаха. Обладателю перстня нет нужды страшиться джиннов, это джинны должны страшиться его.
Она сунула кольцо ему под нос, однако Биллингс удостоил его лишь беглым взглядом и с любопытством уставился на девушку. Она говорила так искренне, что на долю секунды он даже поверил в ее россказни, но быстро опомнился.
- Бьюсь об заклад, это ветер, - сказал он, вставая. - Но на всякий случай пойдем проверим.
Тем же путем они вернулись к кромке оазиса и притаились в тени внешнего круга пальм, откуда открывался вид на пустыню. Гул становился все громче, теперь в нем чудилось нечто зловещее. Источником звука оказался пресловутый смерч - по крайней мере, Биллингс предполагал, что смерч тот же самый. С расстояния полкилометра он был виден как на ладони. Темно-коричневый, местами до черноты, смерч составлял порядка шести метров в высоту и метр в диаметре. Курс его пролегал в нескольких сотнях метров от оазиса, и Биллингс мысленно перекрестился. Вихрь — чем бы и кем бы он ни был, - внушал нешуточные опасения.
Зато Шахразада развеселилась не на шутку. Как будто в город нагрянул цирк и на арену вот-вот выпустят слонов.
- Это ифрит, господин, - торжествующе объявила она. -Он уже почуял нас. Гляди - меняет направление.
Смерч и впрямь изменил курс. Проклятье! Теперь им никак не добраться до саней. В панике Биллингс наблюдал, как темно-коричневая громада, кружась, замерла в десяти метрах от оазиса. Гул стих, и пыль (пыль ли?) начала обретать форму. Вот обозначились две огромные косолапые ступни, крючковатые ручищи. Потом голова, похожая на исполинский перевернутый медный котел с карикатурной физиономией. Зато какой! Глаза как мельничные жернова, широкий, чуть курносый нос. В зияющей пропасти рта топорщатся два ряда зубов размером с надгробия. Существо клацнуло зубами, и на землю посыпались искры.