ть, но я отказался. И тогда он велел принести этот кувшин, и заточил меня в нем, и запечатал кувшин свинцом, оттиснув на нем величайшее из имен Аллаха, а потом отдал приказ праведным джиннам, и они понесли меня и бросили посреди моря. И я провел в море сто лет и сказал в своем сердце: всякого, кто освободит меня, я обогащу навеки. Но прошло еще сто лет, и никто меня не освободил. И прошла другая сотня лет, и я сказал: всякому, кто освободит меня, я открою сокровища земли. Но никто не освободил меня. И прошло еще четыреста лет, и я сказал: всякому, кто освободит меня, я исполню три желания. Но никто не освободил меня, и тогда я разгневался сильным гневом и сказал в душе своей: всякого, кто освободит меня, я убью и предложу ему выбрать, какою смертью умереть! И вот ты освободила меня, и я предлагаю тебе выбрать, какой смертью ты хочешь умереть». Услыхав этот рассказ, я почти смирилась с незавидной участью и обратилась к иф-риту со словами: «Помилуй меня в награду за то, что я тебя освободила». «Но ведь я и убиваю тебя только потому, что ты меня освободила!» - воскликнул ифрит. Тогда я подумала: «Это джинн, а я человек. Аллах даровал мне совершенный ум. Вот я и придумаю, как погубить его хитростью и умом, пока он измышляет, как погубить меня коварством и мерзостью». И я обратилась к ифриту: «Моя смерть неизбежна?» Ифрит ответил: «Да». Тогда я взмолилась: «Заклинаю тебя величайшим именем, вырезанным на перстне Сулеймана ибн Дауда, позволь спросить тебя об одной вещи и скажи мне правду». При упоминании величайшего из имен ифрит затрясся, задрожал и молвил: «Хорошо, спрашивай и будь кратка!». И я сказала: «Говоришь, ты был в кувшине, а кувшин не вместит даже твоей руки или ноги. Так как же он вместил тебя всего?» - «Так ты не веришь, что я был в нем?» — вскричал ифрит. «Никогда не поверю, пока не увижу тебя там своими глазами», - отвечала я. И тогда ифрит встряхнулся, и стал дымом над морем, и собрался, и мало-помалу стал входить в кувшин, пока весь дым не оказался в кувшине. Не мешкая, я схватила свинцовую пробку с печатью, и закрыла ею кувшин, и закричала ифриту: «Выбирай, какой смертью ты желаешь умереть, ибо я брошу тебя в море!» Услыхав это, ифрит попытался выбраться, но не смог, ибо печать Сулеймана держала его в заточении, коего и заслуживает презреннейший, грязнейший и ничтожнейший из ифритов. Потом я понесла кувшин к берегу моря, и ифрит кричал: «Нет, нет!» - а я говорила: «Да, да!» Марид смягчил свои речи и стал смиренным и сказал: «Что ты хочешь со мной сделать, о дева?» И я ответила: «Брошу тебя в море и заставлю тебя пробыть там, пока не настанет Судный час. Не говорила ли я тебе: «Пощади меня - пощадит тебя Аллах, не убивай меня - не убьет тебя Аллах!» — но ты не внял моим словам и хотел только обмануть меня, и Аллах отдал тебя мне в руки, и я обманула тебя». «Открой меня, — вскричал ифрит, - а в благодарность за свободу я поведаю тебе о Занавесе, что отделяет мир людей от страны джиннов, и куда не проникнуть простому смертному!» - «Нет, сначала говори, и если меня удовлетворит твой рассказ, я дарую тебе свободу». Промолвил ифрит: «Хорошо», и поведал такую историю: «Знай, о дева, что близ города Эль-Марас жил купец. Он обладал богатством и стадами скота, и у него была жена и дети, и Аллах (да благословенно будет его имя) даровал ему знание языка и наречий животных и птиц. А обитал этот человек в деревне, и стояли у него в хлеву бык и осел. И бык страшно завидовал ослу, чье стойло было больше и богаче. И не пожелал гордый бык довольствоваться своим убогим жилищем, пока осел катался как сыр в масле. Рассудив так, бык повадился ночевать в стойле у осла, где занимал львиную долю пространства, подминая своей тушей всю расстеленную рабом солому. Прознав об этом, купец рассвирепел и приказал рабу увеличить разделявшую стойла стену - высотой в четыре локтя — еще на пять локтей, чтобы бык, чья привязь не превышала девяти локтей, не сумел пробраться к ослу. Раб исполнил наказ и удлинил стену на пять локтей, а утром прибежал к купцу с криком: «Господин, прошлой ночью бык перемахнул через стену и снова ночевал в стойле осла, ибо на соломе осталась вмятина от его туши». Выслушав раба, купец принялся бранить его за обман: «Стойла разделяет стена высотой в девять локтей, быку ее не перепрыгнуть». Тогда раб начал уговаривать купца пойти и посмотреть самому; вняв его мольбам, купец отправился в стойло, - и действительно, на соломе красовалась вмятина, которую могла оставить лишь туша быка. Увидев это, купец пришел в крайнее волнение, а про себя подумал: «Аллах (да святится имя его) даровал мне знание языка и наречий животных и птиц, но взамен я обещал хранить тайну, не доверяя ее ни человеку, ни животному, настолько она священна. Посему мне нельзя спросить у быка напрямую, как ему удалось совершить такой невероятный прыжок». Рассудив так, он, в стремлении защитить осла от дальнейших посягательств, повелел рабу надстроить перегородку между стойлами еще на шесть локтей, чтобы даже самый ловкий бык не смог ее перепрыгнуть. Раб исполнил наказ, но наутро снова прибежал к купцу и, задыхаясь от волнения, вскричал: «Господин! Господин! Прошлой ночью бык опять миновал стену и спал на подстилке у осла, ибо в сене осталась вмятина от его туши!» Купец немедля бросился в стойло и убедился, что раб не лжет. И понял купец, что не может больше хранить тайну, и, отпустив раба, направился к быку. И обратился к зверю с такими речами: «Знай, о презренное создание, Аллах (да будет благословенно имя его) наградил меня даром понимать язык животных и птиц, и во имя Его я спрашиваю: как удалось тебе перепрыгнуть стену в пятнадцать локтей, если твоя привязь длиной не больше девяти?» И задрожал бык перед гневом хозяина, наделенного столь могущественным даром, и, потрясенный, молвил: «О господин, есть четыре, а не три способа миновать стену: обойти кругом, пройти под ней, над ней или сквозь нее. Ибо мне не под силу ни обойти стену, ни пролезть под ней, ни перепрыгнуть ее, я избрал четвертый путь, и прошел сквозь нее». Услыхав это, купец разозлился так, словно воочию узрел собственное воскрешение из мертвых, и воскликнул в сердцах: «Зачем ты лжешь, презренное создание! Ведь нам обоим известно, что проделать такое могут лишь джанны, джинны, шайтаны, ифриты и мариды». Но бык возразил: «Ты ошибаешься, господин. Пройти сквозь стену может всякий, кто знает секрет, а секрет заключается в следующем: стену нужно проходить под определенным углом». Затем бык приблизился к перегородке, повернулся и благополучно миновал ее, а после тем же путем вернулся в свое стойло. Удостоверившись, что бык говорит правду, пораженный купец воскликнул: «Ты настоящий кудесник! Негоже столь мудрому созданию прозябать в тесноте». И призвал купец раба, и приказал ему сделать бычье стойло вдвое больше, чем у осла, и каждый день устилать пол толстым слоем свежей соломы. И обрадовался бык, и впредь не пробирался к ослу. «В заключение, о дева, - молвил ифрит, -уясни следующее и ты поймешь истинную природу Занавеса: стойло осла - это страна джиннов, стойло быка - мир людей. Осел воплощает человечество, бык - джиннов, а стена, разделяющая их, и есть Занавес. Теперь исполни свою часть уговора, освободи меня, и клянусь, я не причиню тебе ни малейшего вреда». Прежде чем исполнить обещание, я вынудила джинна поклясться величайшим из имен и откупорила бутылку. Из горлышка повалил дым; наконец он собрался, затрепетал и вновь сделался ифритом чудовищных пропорций. Ифрит забросил медный кувшин в море и отправился своей дорогой, а я взяла свинцовую пробку с оттиском печати, вернулась в дом своего отца, визиря, и приказала сделать перстень с печатью Сулеймана-ибн-Дауда, дабы обрести незыблемую власть над джиннами. Но даже зная их тайну, мне не удавалось проникнуть за Занавес до этих самых пор.