Морозитель выстрелил еще дважды - и снова безрезультатно. Марид расхохотался - если грохот крошащихся камней можно назвать смехом.
- Рассказать, как мы воздвигли этот центр и прочие? Набрали побольше воздуха и выдули здания, как дети выдувают пузыри. С одной стороны, мы действительно Армия Спасения, а с другой - самая несокрушимая сила в галактике, сила, чьи масштабы тебе никогда не постичь!
Продолжая хохотать, марид исполинской клешней вырвал из рукава халата морозитель и сунул его в рот.
Очевидно, времена изменились - и план Давида победить Голиафа пращой с треском провалился. Но Давид еще мог убежать. Прошмыгнув мимо гигантских ног, Биллингс помчался к двери, однако шагов через шесть споткнулся о полу халата и плашмя рухнул на псевдо-медные плиты. Перекатившись на спину, он увидел, как растопыренная пятерня заслонила свет - и вдруг застыла на полпути. Знакомый завораживающий голос произнес:
- Именем Сулеймана Ибн-Дауда, приказываю тебе остановиться, презренный марид!
Приподнявшись на локтях, Биллингс заметил на пороге Шахразаду. Она зачем-то сняла перстень с пальца и приколола к джуббе, прямо напротив сердца. В одной руке девушка держала ковш с расправленным свинцом, а в другой - медный кувшин.
6. ПЕЧАТЬ СУЛЕЙМАНА
Крепко сжимая плавильню и кувшин, Шахразада двинулась в залу.
- Встань, господин. Встань и посторонись. Надо действовать быстро, пока свинец не остыл.
— Нет, Шахразада, беги! Спасайся! Я задержу его, а ты возвращайся на ковер...
Внезапно Биллингс осекся. Ид-Димирьят как зачарованный не сводил взгляд с кольца, его челюсть-камнедробилка отвисла, глаза-фонари вспыхнули недобрым огнем.
- Господин, встань и посторонись, заклинаю тебя, - повторила Шахразада.
На сей раз Биллингс повиновался.
Шахразада сделала еще пару шагов, поставила кувшин на пол и бесстрашно взглянула в зловещее лицо.
- Повелеваю тебе, марид, прими свое истинное обличье и полезай в сосуд, чтобы я могла закупорить его свинцом с печатью Сулеймана.
К огромному изумлению Биллингса, Ид-Димирьят молитвенно сложил гигантские ладони и пал на колени, насколько это вообще возможно для существа без колен.
— О дева, пощади! — взмолился он на древнеарабском. -Я сделаю все, что пожелаешь! Одарю несметными богатствами! Построю царский дворец! Исполню три желания! Только смилуйся, пощади!
Но Шахразада была непоколебима.
- Полезай в кувшин, негодяй. Живо!
- О дева, этот сосуд не вместит даже моей руки. Позволь мне удалиться в тот, что висит на медных цепях. Прошу!
-Ты отправишься в мой кувшин, немедля! - отрезала Шахразада. - Твой подвешен высоко, мне до него не добраться, и ты прекрасно знаешь об этом, презренный марид!
Ид-Димирьят ни на секунду не отводил взгляда от кольца. Постепенно глаза-фонари потухли. Огромный торс превратился в дым. Вскоре та же участь постигла исполинские руки, ноги-колонны и стопы, похожие на краеугольные камни. Последним настал черед куполообразной головы. Столб дыма завертелся, съежился. Раздался гул, помещение наполнил запах гари, но пахло не горелой проводкой, а инородной материей, которая, трансформируясь, превращалась в гиперинородную. Облако дыма вытянулось, сузилось и тонкой струйкой потекло в кувшин. Когда последние клубы рассеялись, Шахразада залила горлышко свинцом, отстегнула булавку, крепившую кольцо к джуббе и оттиснула на металле печать Сулеймана.
Потом торжествующе надела перстень обратно на палец и подняла на Биллингса счастливые глаза.
- Видишь, господин? Обладателю кольца нет нужды бояться джиннов.
Тем временем, Биллингс почти пришел в себя.
- Но в башне полным-полно джиннов. Ты не сможешь пленить их всех!
- Уже пленила, господин. Большинство преспокойно спали в кувшинах, мне оставалось только закупорить горлышки свинцом с оттиском печати Сулеймана. Лишь троих - двух шайтанов и джинна, - что пытались напасть на меня сразу после твоего ухода я насильно загнала в сосуды, где они будут прозябать до скончания веков. «Как были они одеты и ели как! А ныне их поедает в могиле червь».
Биллингс долго сидел, не в силах вымолвить ни слова, и наконец произнес:
— По-моему, я велел тебе улетать при первой же опасности ...
— Зачем улетать, господин, ведь никакой опасности не было. Но... я не покинула бы тебя даже перед лицом смерти. Прости, я не могла... не могла позволить тебе умереть. Когда ты ушел, свет для меня сменился тьмой. Мое сердце чуть не выпрыгнуло у меня из груди. Теперь ты вернулся, и солнце прогнало тьму, а сердце мое наполнилось радостью. Твой тюрбан развязался. Разреши поправить его. -Отложив ковш, она возвратила тюрбану пристойный вид. -Вот, так намного лучше.