Но Кэтлин не думала садиться.
- А очаг? Ты разве не собираешься его разжечь?
- По лесу наверняка бродят бимба.
— Предлагаешь ужинать в темноте?
- Почему нет.
- Ставлю все золото - бимба так налакались, что шагу ступить не смогут.
- Кэти, пойми, нам не нужен костер.
- Еще как нужен. Холодно, а мы промокли.
Но Гарри понимал, что дело не в холоде. Несмотря на всю браваду, Кэтлин оставалась маленькой девочкой. Решив, что продолжать спор бессмысленно, он вытащил и активировал походный очаг. Кэтлин мигом устроилась поближе к огню. Когда пламя разгорелось на полную мощность, путники сбросили сапоги с носками и положили их рядом сушить.
После ужина Кэтлин вдруг спросила:
— Ты женат?
— Конечно, нет.
- Ну, девушка-то наверняка есть.
— В каком-то смысле, да.
- Она ирландка?
— Нет. Ты первая ирландка в моей жизни.
- Да уж, нашел ирландку.
Гарри бросил на нее загадочный взгляд.
- Не прибедняйся. Кстати, ты напомнила мне одну ирландку из книжки.
- Серьезно?
- Да, я читал о ней в сборнике старинного эпоса. История про красавицу-ирландку. Называлась «Разрушение дома да Дерга». Когда король Эохайд Фейдлех встретил ее на зеленом лугу Бри Лейт, он был сражен в самое сердце: «Две косы цвета золота лежали на ее голове, и в каждой было по четыре пряди с бусинами на концах. Цвета ириса в летнюю пору или красного золота были ее волосы. Белее снега, выпавшего в одну ночь, были ее руки, а щеки краснели ярче наперстянки. Чернее спинки жука были ее брови, белыми, словно жемчужный поток, были ее зубы, голубыми, словно колокольчики, были ее глаза. Краснее красного были ее губы. Высоки были ровные, нежные, белые плечи той женщины. И сказал король: «Будешь ты принята мной и для тебя оставлю я любых женщин. Я лишь с тобой пожелал бы жить, доколе сохранишь ты честь».
- По-твоему, я похожа на нее?
- Вылитая, - ответил Вествуд, закуривая. - А звали ее Этайн.
- Гарри, ты издеваешься!
- Вовсе нет.
- Они поженились?
- Сначала король подарил ей двадцать одну корову.
- Двадцать одну корову?
- Выкуп за невесту. Думаю, жили они долго и счастливо, хотя в книге об этом не сказано. После смерти у короля осталась единственная дочь, названная в честь матери -Этайн. Она вышла замуж за Кормака, правителя Улейди, родила дочь, но не смогла произвести на свет сына. Тогда Кормак изгнал ее, потом женился на ней снова, но повелел убить дочь. По его приказу двое слуг принесли девочку к яме и хотели сбросить вниз, но она улыбнулась им такой «славной улыбкой», что слуг охватила жалость. Они отнесли малютку в загон для скота пастухов Этерскела, и выросла она славной рукодельницей, искусной во всяком шитье, и не было во всей Ирландии королевской дочери милее ее.
- Дурацкая книга!
- Дальше там сплошная кровь и насилие.
- С чего ты вообще взялся ее читать, ты же не ирландец.
- Не только ирландцам позволено читать об Ирландии.
- Слышишь шорох? - насторожилась вдруг Кэтлин.
- Наверное, какой-то зверек.
- Вот опять!
За спиной отчетливо зашуршало. Гарри обернулся, но увидел лишь их с Кэти тени, рюкзаки и палатку.
Девочка тоже оглянулась.
- Ляжем в палатке вместе?
- Нет, будешь спать одна, а я тут, на свежем воздухе.
- Замерзнешь.
- Не переживай, у меня в рюкзаке одеяло. - Гарри закурил вторую сигарету. - Ладно, пора укладываться.
Кэти повиновалась, сгребла в кучу сапоги с носками. Гарри неспешно обулся. Внезапно девочка застыла как вкопанная и уставилась вперед. Проследив за ее взглядом, он увидел Фифайфофама. Десятидюймовый «великан» таращился на них через костер, глаза-дробинки пылали ненавистью.
— Похоже, он вылез из рюкзака! Но как? Я ведь не завела пружину, - начала Кэтлин и завопила: - Гарри, он живой!
Но он уже схватил верный «фольц-хедир». Вскочил. Целиться не было времени: удар приклада, как битой, отбросил Фифайфофама в темноту, когда гомункул прыгнул на них прямо через костер.
- Кэти, ради бога, обувайся! Скорей!
Он медленно пятился от костра; луч фонарика скользил по сухой листве в поисках гомункула. Сунув голые ноги в сапоги, Кэтлин встала так близко, что Гарри слышал каждый ее вздох.
Тем временем гомункул исчез.
- Сбежал, наверное.
- Но как он мог ожить? Гарри, это ведь игрушка. Обычная заводная игрушка, которую мой отец купил в лавке.
- Был игрушкой, а теперь он из плоти и крови. Чудовища возникают в силу коллективного воображения примитивных народов вроде бимба. Они создают великанов, троллей, драконов и прочую нечисть, а потом массовой верой вдыхают в них жизнь. В нашем случае вместо чудовища была голограмма, и до сегодняшнего дня большинство туземцев не верили в его существование. Однако после того как порядка тысячи бимба воочию узрели «гиганта», во всех окрестных деревнях только и разговоров, что о нем. Воины из долины будут описывать его снова и снова, и чем они пьянее, тем больше и могущественней в их россказнях Фифайфофам. На деле монстр не становится больше, он набирает мощь. Вместо голограммы бимба оживили прототип — с бездушной куклой это раз плюнуть. И почему я раньше не сообразил! Ведь промелькнула такая мысль, но...