Похоже, Кэти проболталась об английских корнях.
Женщина села за руль, и Гарри захлопнул багажник. У пассажирской дверцы Кэтлин замешкалась. Неразговорчивая в полете, за весь день до приезда матери она не проронила ни слова. Полуденный ветер трепал юбку поношенного белого платья, шевелил локоны цвета осенней листвы.
- Гарри! - окликнула она.
Он поспешил обратно, предвкушая прощальную речь.
-Наверное... наверное, я должна поблагодарить тебя. Спасибо.
Вествуд мысленно согласился, а вслух сказал:
- Всегда пожалуйста.
Она распахнула дверцу, но в последний момент остановилась.
- Знаешь, о чем я мечтаю? Стать на восемь лет старше и чтобы ты подарил мне двадцать одну корову.
Он не сразу обрел дар речи.
- Будь ты на восемь лет старше, я бы подарил тебе коров - если только ты согласишься их принять.
- Еще как соглашусь, Гарри! Еще как!
В гиацинтовых глазах блеснули две жемчужные слезинки и сбежали по щекам. Кэти встала на цыпочки, обняла его за шею и крепко поцеловала. Потом уселась рядом с матерью, и автомобиль рванул с места.
Прошло немало времени, прежде чем Гарри полез в холодильник за пивом и обнаружил на полке два мешочка золота.
ПИТЕКАНТРОП АСТРАЛИС
Окружающий лес редел. Уже виднелся изрытый пещерами утес и яркое пламя костров у подножия. Впереди белой скатертью первого снега расстилалась поляна; сухая листва, что лежала еще вчера, когда Первопроходец начал путь к звездам, исчезла под пушистым покровом. Дома встречала зима.
Наконец лес остался позади, и Первопроходец ступил на поляну. Израненные ноги запятнали девственную белизну покрова, кровавый след тянулся от самой чащи. Но он не обратил внимания. Он забыл, что у него есть руки и ноги. Забыл обо всем, кроме звезд - звезд, к которым так стремился вопреки неодобрению Хозяина Горы; звезд, чей свет касался кончиков пальцев, когда Первопроходец пытался дотянуться до них; звезд, что обманывали мнимой близостью и смеялись над его доверчивостью.
Но теперь он познал их - познал не самую суть, но хотя бы развеял мифы. Вопреки сказаниям Древних, звезды - не огоньки, развешанные Хозяином Горы, чтобы осветить дорогу Матери-владычице Луне. Нет, они таили в себе нечто большее. Да и мир оказался совсем не таким, каким привык считать его Первопроходец. Он не ограничивался поросшей лесом долиной, где обитало Племя, и не заканчивался у подножия горы, а простирался дальше - намного дальше, возможно до бесконечности.
С утеса дул слабый, но промозглый, ледяной ветер. В нос ударил запах костров и аромат жареного мяса. Первопроходец не ел со вчерашнего дня, но не испытывал голода в обычном смысле слова. У него сводило живот — сводило от желания поделиться великим открытием.
Сперва он поведает обо всем Советнику, так гласит закон. А тот расскажет остальным. Может, созовет собрание и объявит грандиозную весть, отдав должное героизму и отваге Первопроходца. Конечно, он поступил вопреки заветам Хозяина Горы, проявил неслыханную дерзость. Однако Советник, известный широтой своих взглядов, едва ли укорит Первопроходца за отступничество. Разве не он внушал, что каждый в Племени должен стремиться познать окружающий мир, ибо чем больше знаешь, тем дольше живешь?
Уже различались силуэты, сидящие на корточках у костров. Было слышно, как Племя с громким чавканьем набивает желудки полусырым мясом. Первопроходец двинулся к самому яркому костру, горевшему у входа в жилище Советника. Внезапно навалилась усталость - он споткнулся о камешек и чудом не упал. Долгое путешествие с опасным восхождением на гору не прошло даром. Но Первопроходец не унывал, ведь ему удалось дотянуться до звезд. Или, по крайней мере, приблизиться к ним так, как прежде не доводилось никому.
Не успел он шагнуть в полукруг света перед заветной пещерой, как путь ему преградила массивная фигура Охотника, старшего сына Советника.
- Зачем пожаловал?
Первопроходец пытался говорить спокойно, но голос дрожал.
- Хочу видеть Советника. У меня дело чрезвычайной важности.
- Какое еще дело? Надеюсь, срочное. У Советника встреча с Законодателем и Законоподвижником, он запретил беспокоить его по пустякам.
- Я поднялся к звездам, - выпалил Первопроходец.
От волнения слова прозвучали слишком громко и повисли в ночном безмолвии.