Бугай усмехнулся. Вероятно, странная смерть ждала астронавтов на космических станциях. Отчего они умерли? От нехватки воздуха? От леденящего холода? Сгорели во время падения в атмосферу? И сколько они прожили? Минуту? Может быть две? Час, сутки?
Бугай мотнул головой. Все это его уже не касалось.
Четверо бандитов на входе заметили его и, скинув свое необычное оружие с плеч, повернулись к нежданному гостю. Пожав плечами, Бугай миролюбиво воздел руки вверх и поплелся к «Голубому дому».
...После пробуждения Сеул охватили апатия и страх. Прокатилась волна самоубийств. Затем произошло активное объединение вокруг выживших чиновников муниципалитета. Потом — взрыв насилия. И наконец разделение кварталов на ганги. В этом было что-то очень корейское. Бугай не сомневался, что в остальных странах мира, если таковые еще существовали, после пробуждения все происходило иначе. И массовый суицид, и полное подчинение выживших представителям «старых» госорганов, и тем более дальнейший тотальный этический перегиб, когда апатия, послушание и порядочность вдруг резко сменились полным беззаконием и даже каннибализмом — все это было возможно только здесь, в процветающей стране, где люди верили в правительство, словно в Бога, и не знали социальных проблем страшнее подросткового мужеложства.
Бугай помнил удивительную вещь: когда во время последнего экономического кризиса правительство обратилось к населению с просьбой сдать накопления в банк — любой национальный банк! — чтобы помочь своей стране, почти все корейцы молча встали, пошли и перевели личные сбережения на расчетные счета корейских банков. Государственных или частных — не важно, главное — корейских. Финансовый кризис был остановлен. Стране не пришлось занимать деньги. Какая еще нация в какой стране мира была на такое способна? Американцы? Русские? Китайцы? Французы? Да нет, черт возьми! Весь мир был обиталищем циников, и только жители Полуострова оставались наивны как дети. И при этом, что удивительно, правительство их никогда не обманывало!
После катастрофы, однако, правило не сработало.
Еды оказалось мало, ртов много, и бывшие чиновники при всем желании не смогли накормить всех. Но люди привыкли, что о них кто-то заботится. Люди ждали помощи слишком долго, ничего не предпринимая сами. Отсутствие грабежей, насилия и мародеров в первые дни после пробуждения автоматически вылилось в волну убийств и каннибализма сразу, как стало ясно: муниципальные власти бессильны перед лицом настоящего голода. Послушание и порядок обратились в свою противоположность. А поскольку послушание и порядок были у корейцев в крови, то и «обратный эффект», оказался невероятно сильным. «Возможно, — считал Бугай, — такого падения нравов, какой увидел Сеул, не было нигде. Разве что еще в Японии или Сингапуре, где уровень экономики, степень доверия к правительству и природное послушание были похожи на местные».
Людей убивали даже не за еду — просто так. Женщин и юношей насиловали не из похоти — просто так. И людей стали есть. «Возможно, — размышлял Бугай, — это случилось в первые дни после начала беспорядков тоже не из-за голода и отсутствия продуктов — еда еще оставалась, — а именно просто так. Из-за того, что спустили с короткого поводка ту нацию, которой это было противопоказано».
Относительный порядок восстановился чуть позже. Мегаполис разделили между собой около двух десятков банд-гангов, сформировавшихся абсолютно хаотично вокруг группировок самого разнообразного толка: от уцелевших полицейских участков до фанатов спортивных команд. Самым крупным формированием стал ганг старика Шедоши. Тот не был копом и уж тем более фанатом бейсбола. Он был содержателем скотобоен.
Остался им и сейчас...
Бойцы Шедоши обступили Бугая полукольцом, поигрывая оружием. Гангов в Мегаполисе было много. Злые ножи, Синие дубинки, Молоты, Кровавые биты...
Шедоши звал своих Топорами.
В руках обступившие Бугая люди держали большие американские фермерские топоры для рубки деревьев, маленькие плотницкие топоры для работы дома или в мастерских, раскладные топорики для туристов, кухонные тесаки. Название ганга расшифровывалось в этих инструментах вполне доступно.
— Ты кто, убогий? — лениво произнес ближайший из бойцов — судя по обращению, начальник караула.
Внешний вид бойцов Шедоши Бугая не настораживал. Одеты все участники ганга были так же, как и он сам: в грязное, рваное, кустарно подшитое тряпье неопределенного цвета. Относительно единообразным было только оружие, остальное — от посеревших от времени модных бейсболок до крутых когда-то джинсов, похожих на использованную половую тряпку, отражало индивидуальный «стиль» каждого.