Мисс Мэри понимала его положение. Истерзанная пытками рука была красноречивее любых слов.
Даже если Дэмио выживет, он обречен. Мужчина без правой руки не может рассчитывать в Мегаполисе ни на что, кроме увядания. Он уже не боец, впрочем, никогда им и не был. Он не работник и даже не раб. Фактически, рядом с Мэри в ржавой клетке сидел живой труп.
— Знаешь, что мне интересно, — сказала наконец Мэри, чтобы хоть как-то подбодрить Дэмио. — Все эти гангстеры, бандиты, маньяки и людоеды... Корея ведь была мирной, процветающей страной. Почему вышло именно так? Почему именно здесь? Куда делись улыбчивые люди, продававшие рыбу на площади Тандемун, бесплатно угощавшие меня салатами на Намдоне, кланяющиеся по утрам в кафе и отелях? Куда? Я помню о корейском феномене, да, но все равно в голове не укладывается.
Услышав ее голос, Дэмио немного ожил. Заворочался, пытаясь хоть немного согреться.
Дэмио не хотел умирать! Именно поэтому он отказался идти с робингудами в поход на «Кэмп Грей». Он хотел найти ответы на вопросы и глупо попался на улице гангстерам Синоды Шедоши. Он сдал робингудов, когда его начали пытать...
Боль была адской. Неистовой, страшной, невыносимой. Но, главное, она ничего не меняла. Факт оставался фактом: Дэмио сдал своих.
Мисс Мэри знала подобный тип людей. Поэтому она попыталась завязать разговор. Размышления об анабиозе были важны для Дэмио. Его отец наблюдал за экспериментом в Подмосковье из Кёнсана. Мэри не спрашивала в подробностях, что произошло с Дэмио по дороге в университет. Ответ на этот вопрос был очевиден. Поймали. Пытали. Он проболтался. Имели ли тут значение детали?
Пожалуй, нет.
В этом смысле мисс Мэри занимало только одно: интересно, а если бы ее подвергли истязаниям, сдала бы она друзей?
Девушка вздохнула.
Пожалуй, да.
Удивительно, как выдержала Кити? Она ведь даже не закричала...
Смогла бы мисс Мэри выдержать подобную боль?
Пожалуй, нет. Точнее — нет. Без всяких «пожалуй».
— Ты разговариваешь со мной? — прошептал Дэмио, сделав ударение на слове «разговариваешь».
— Да, — кивнула мисс Мэри. — Это странно, согласись. Когда люди, которых ты знал, кажется, всю свою жизнь, вдруг превращаются в диких животных. Все разом. Ведь это те же люди, что жили в Сеуле тридцать лет назад. Они не постарели. Их не коснулась радиация или эпидемия. Бог мой, нет даже войны и внешнего врага, кроме этих несчастных пукханов, наверняка таких же горемык, как и сами сеульцы. Так что же тогда? Массовое безумие?
Дэмио смотрел на нее некоторое время не отрываясь, потом усмехнулся.
— Я думал, что ты уже давно во всем разобралась, Марррия, — тихо проговорил он. — Люди — животные. Согласно биологической классификации, мы всего лишь высшие приматы. Высшие, да. Но приматы. Знаешь... мир очень велик. Много народов, много городов. Связи пока еще практически нет. Никто толком не знает, что происходит в Каире или Париже, в Рио, Мехико или в Сан-Питерсбурге. У вас же в Рашше есть такой город — Сан-Питерсбург?
— Есть. Город Петра. Красивый город. Правда, маленький по азиатским меркам: всего четыре миллиона жителей, как на востоке в провинциальном захолустье.
— Я все же считаю, — продолжил Дэмио, — что реакция людей, очнувшихся после тридцати лет небытия, вполне предсказуема. Марррия, то, что происходит — массовые убийства, жестокость, каннибализм, — всё это вписывается в некую общую логику обычных социальных процессов. Именно так и должно быть, как ужасно это ни звучит, в такой ситуации. Просто на Полуострове это проявилось гораздо сильнее, чем в других местах. Мне так кажется, по крайней мере... Вот, допустим, юнговцы. Что им было делать? Путь, который выбрали американцы, оказавшиеся заложниками чужой страны, был единственным, гарантировавшим им выживание. Если бы они отдали склады ГО муниципалитету, миллионы ртов просто уничтожили бы запасы. Юнговцы остались бы ни с чем. Им пришлось бы умереть с голоду или драться за рис, растрачивая патроны. Ведь зерно было нашим, оно принадлежало корейской Республике. И нас было больше. И части корейской армии встали бы на защиту города. Была бы война. Так что юнговцы просто рациональные, трезвомыслящие животные. А гангстеры-людоеды, работорговцы... Думаешь, они виноваты в том, что творят?
Мисс Мэри покачала головой.
— Боже, — сказала она. — Ты и Шедоши собрался выгораживать? Он же тебе руку изуродовал. Ты в своем уме?
Дэмио машинально глянул на руку, поежился.
— В уме я, в уме, — отозвался он. — Боль уже стала привычной. Нудной, ноющей, но терпимой. Я вовсе не оправдываю ублюдков, которые едят себе подобных. Я лично никогда не опускался до такого. Ни разу. Просто я хочу сказать, что для людей с более низким моральным порогом, чем у большинства тех, кто умер от голода, поедание себе подобных — логичное действие. Не дикость. Возможно, варварство. Но не дикость. Каннибализм объясним именно с точки зрения человеческой культуры и цивилизации. Варварской, доантичной цивилизации. Явившейся к нам из далекой, почти доисторической эры, понимаешь? Проклятый анабиоз отбросил человеческое общество на несколько тысячелетий назад. Показал, кто мы на самом деле. Вот он — страшный итог.