Едва девушка коснулась пальцем лба спящего человека, ее кожа замерцала. По всему телу словно бы прошел электрический разряд немыслимой силы. Полыхнуло так ярко, словно рядом возникло небольшое солнце.
Ученые и офицеры, стоявшие рядом с Юнгом, даже присели от неожиданности.
Мэри, слой за слоем, окружали золотистые вуали света.
Приборы, расставленные по комнате, зашкалили и задымились. Стены, металлические столы с Чхун Паком и остальными спящими, бетонный пол — все поплыло, словно процедурная начала плавиться.
Золотые сполохи наслаивались друг на друга, заполняли воздух, затмевали газовые лампы дневного света. По бронированному стеклу пробежала трещина.
Из сияния на обомлевших за перегородкой людей смотрела уже не мисс Мэри, точнее, не только она, а что-то большее.
Возможно, это видели ученые, запустившие адронный коллайдер тридцать лет назад. Возможно, ушедший Господь обернулся, чтобы бросить прощальный взгляд на сотворенный им мир.
В течение какого-то мига хозяин корейского Коридора, полковник Юнг, смотрел через свои сомкнутые веки в глаза вечности.
Мисс Мэри дрожала и расплывалась. Сквозь нее скользили потоки энергии, которую еще не научились получать люди. Незнакомой энергии.
Она вспомнила абсолютно все. В подробностях. Ярко и зримо, словно все события произошли только что. Детство, томскую школу, родителей, пять лет университета, путешествие в Республику, первый огненный танец вокруг шеста.
Пусан. Закрытый клуб. Безумный ритм музыки и тайные разговоры. Том Сойер и восторженный взгляд полковника. Солдаты на взлетно-посадочной полосе, борт номер сорок четыре.
Гнущиеся крылья самолета, пикирующего вниз. Пристань. Дождливый осенний день в Инчхоне.
Пробуждение.
Она не впадала в анабиоз, как все. Она находилась в мистическом полусне-полусмерти даже меньше, чем ученые в научных центрах Кёнсана. Для них за тридцать лет минуло несколько минут, для нее — секунды.
За это время борт сорок четыре прошел сквозь эпицентр червоточины, и в Мэри осталась частичка чего-то непостижимого.
Теперь девушка сияла. Она ощущала, как энергетические слои окутали ее тело. Здесь и сейчас неведомая энергия концентрировалась вокруг нее и обретала материальную форму. Мисс Мэри была самой этой энергией.
Эти полупрозрачные слои света были не просто крыльями птицы или вуалью, послушной ее желаниям и синапсам. Взгляд Бога — или что-то другое, чем это было, — расслоил реальность на разные физические уровни, и мисс Мэри чувствовала это всей своей сутью. В одном пространстве сейчас было спрессовано сразу несколько различных времен. Анабиоз окружающих ее мужчин в этот миг казался выпадением из реальности. Он вырывался из привычного потока, к которому привыкли человеческие существа. Секунды текли вокруг мисс Мэри с различной скоростью. В одних слоях чуть быстрее, в других чуть медленнее, в третьих вовсе замирали.
«Человек-червоточина», — отрешенно мелькнуло у нее в голове.
Мисс Мэри окружали мистические коконы света, золотые, как ее роскошные волосы. Собственное тело вдруг показалось слабым и маленьким. Сквозь растянутый внешний слой девушка увидела всё и сразу: комнату, спящих людей, раскрытые рты ученых и вояк в соседнем зале. И проклятого колонеля...
Джо Юнг.
Видение застыло.
Она уже знала, что полковника не трогает ее красота. С началом новой эпохи Юнга вообще мало интересовали женщины. Сначала был шок пробуждения, потом кровавая схватка за власть. Затем череда коротких победоносных войн с дикими гангами. Везде Джо Юнг выходил победителем. Он привык к этому ощущению. Ни дружба, ни любовь, ни привязанность, ни даже влечение к противоположному полу больше не имели значения. Два с лишним месяца минуло с того момента, когда прервался анабиоз. За это время Юнг брал себе самых красивых женщин, но ни одна не вызвала в нем ни каких-то чувств, ни особенных ощущений. Ничего. Властелин корейского Коридора испытывал теперь единственную жгучую страсть, рядом с которой остальные меркли.
Она называлась властью.
Юнг сознательно прятал от людей продукты, собранные до анабиоза правительством Республики на случай войны с пукханами. Стратегические, непортящиеся запасы, которые могли бы сохранить жизнь миллионам людей и не ввергать Сеул в пучину беспредела и каннибализма.