— Это предупреждение всем — дальше ехать... или ходить нельзя.
— На разведку надо идти, блин, — высказывается Хал.
— А смысл? Если там блокпост или просто засада, то нас уже засекли. Это ведро с гайками, — Ник каблуком бьет по броне, — грохочет так, что в Кремле слышно. Причем в Московском.
— Не обижай машину, — очень серьезно говорит Юсупов и украдкой гладит нагревшуюся броню. — «Коробочка» у нас молодец.
— Ты ее еще поцелуй, блин, — недобро смеется Хал.
— Надо будет — поцелую, — с вызовом отвечает инженер.
— Хватит! — хлопает ладонь по люку Эн. — Не начинайте. Поехали дальше. Наверняка они уже в училище.
Хал отворачивается. В том, что пятый аковец ушел, он винит в первую очередь себя. Винит, но при этом никогда не признает свою вину вслух.
— И то верно, — еле ворочая прикушенным языком, соглашается Ник. — Вилен, заводи. Будем делать так, как решили.
— Камил, в машину! — кричит Хал собаке, но пес даже ухом не ведет.
— Камуша, — зовет Эн. — Давай, милый. Потерпи, скоро приедем.
Пес немедленно поднимается на лапы, спрыгивает с тягача и бежит к корме, туда, где находятся десантные люки МТ-ЛБ.
— Смотри, блин, какая у них любовь, — с плохо скрываемой завистью ворчит Хал и тут же снова начинает злиться: — Один с танком целуется, другая...
Эн реагирует немедленно.
— Заткнись. Эксо-эксо, Кэнди!
— И это не танк, сколько раз тебе повторять! — поддакивает ей Юсупов, забираясь в проем водительского люка.
Хал открывает рот, чтобы ответить обоим что-то очень резкое и грубое, но инженер перебивает его, обратившись к Нику:
— Эта... за пулемет сядь, что ли. На всякий случай.
— Так он же весь в консервационной смазке, не опробованный!
— У нас эта... выбора нет.
Открыв коробку с лентой, Ник с непривычки очень долго заправляет ее в пулемет. В армии на занятиях по огневой он делал это сотни раз — подполковник Новиков был мужиком въедливым и гонял связистов в хвост и в гриву. «Солдат — это, прежде всего, оружие, — любил повторять он. — Когда дойдет до дела, оружие должно стрелять».
Наконец, справившись с непослушной лентой, Ник опускает крышку ствольной коробки и ставит ПКТ на боевой взвод.
— Готов? — спрашивает инженер.
— Давай.
Пожужжав стартером, Юсупов запускает двигатель, дает обороты и гонит тягач далеко в объезд. Продрав через кусты, он выводит машину на луг и едет вдоль леса. Ник, упершись поясницей в жесткую спинку сидения стрелка, одной рукой крутит маховик поворота башенки, рыская стволом ПКТ из стороны в сторону, а большой палец другой держит на кнопке электроспуска, готовый в любой момент начать стрельбу.
Видно через мутноватую оптику башенного прицела плохо. Да чего там плохо — вообще ни черта не видно. Тягач постоянно подбрасывает, и Ник то лицезреет поголубевший небосвод, то зеленую мешанину травы, а один раз и вовсе «ловит» солнце и на несколько секунд слепнет.
Наконец, не выдержав пытку неизвестностью, он кричит Юсупову:
— Ну что там, что? Где мы вообще?
— Тихо всё. К проспекту Победы подъезжаем, — доносится сквозь рев двигателя в ответ. — Эстакада упала. Буду пробовать напрямик. Эта... держись!
Тягач ухает вниз и катится под уклон. Ник, вцепившись в рукоять маховика и коленями раскоряку упершись в стойки, молит всех богов, чтобы «маталыга» не заглохла, не перевернулась и вообще чтобы эта поездка поскорее закончилась.
В прицеле мелькает бурьянистый склон, раздается скрежет — Ник чувствует сильный удар по корпусу машины, — и тут же нос тягача задирается вверх. Юсупов прибавляет обороты до максимума, двигатель переходит на какой-то авиационный, реактивно-турбинный звук. Ник успевает удивиться — как же на войне люди, сидя вот в таких железных «коробочках», умудряются еще и стрелять, куда-то попадать, побеждать врага?
Тут подъем заканчивается и тягач выскакивает на бугристую равнину, поворачивает вправо и ползет в сторону многоэтажных жилых комплексов на улице Уныш. Ехать прямо к больнице, поглощенной золотистым сиянием, Юсупов не рискует. В сущности, он почти в точности повторяет тот путь, по которому ехал на велосипеде несколько дней назад к Танковому училищу.
Тягач застыл на краю старого котлована, заполненного водой. Глинистые склоны оплыли, обильно поросли травой, но на темной поверхности рукотворного озера не видно даже ряски.
— Темна вода во облацех, — бормочет Ник и поворачивает голову.
Небо окончательно проясняется и слева, далеко, за лесом и домами, хорошо просматривается столб жирного черного дыма — это горит танковое училище.