— В самом деле, Вилен... — начинает Ник и тут его накрывает.
Шум накатывается одновременно со всех сторон и бьет по ушам. Перед глазами плывут какие-то темные пятна, резные, разлапистые, колючие. Сердце бьется так сильно, что Ник с перепугу хватается за грудь, словно пытаясь удержать его там.
Камил взлаивает, но Ник не слышит звука — просто пес, ощетинившись, разевает пасть и пятится задом к тягачу. Эн хватает его за шерсть на холке, тащит куда-то в сторону. Хал, приседая и выпрямляясь, ладонями бьет себя по голове. Юсупова Ник вообще не видит — инженер куда-то исчез.
Шум в ушах стихает, распадается на множество составляющих, на звуковую мозаику, а она, в свою очередь, складывается в знакомые, привычные голоса людей, тарахтение двигателей и шуршание шин по асфальту. Ник закрывает глаза и у него создается полное ощущение того, что он стоит на тротуаре посреди обычной городской улицы.
— Да, приложение к договору надо подписать отдельно! — басит совсем рядом мужской голос. — Что? Не слышу? Тут ловит плохо...
На смену басу приходит щебетание двух подружек явно пубертатного возраста:
— А Юлька ему — я ни-ку-да с тобой не пойду!
— Ой, а он?
— А что он? Сказал, что она дура, и поехал к Ремезовой.
— Во-от сволочь!
Детский голос, звонкий и нетерпеливый, перебивает сплетничающий подружек:
— Мама, мама, возьми на ручки! Мама, я устал...
Шелест поливальной машины заглушает все прочие звуки, где-то в стороне звенит трамвай.
Ник открывает глаза и видит за стеклами очков веселые глаза Юсупова. Инженер что-то говорит, оживленно жестикулируя.
— Отойди! — долетают до Ника через несколько секунд его слова. — Загонять буду.
— Хорошо! — громко, как глухому, отвечает Ник и, борясь с головокружением, делает несколько шагов по направлению к красному КАМАЗу.
Там уже сидят прямо на траве Хал и Эн с Камилом. Девушка гладит дрожащего пса — пожалуй, самого напуганного из всех.
Когда Ник садится рядом, до него сквозь по-прежнему звучащий в ушах городской шум доносятся слова Хала:
— Тут звуки медленно доходят, блин...
— Я понял, понял! — кричит Ник. — Это какая-то ерунда. Архивные фоновые звуки, которые застряли тут почему-то.
— Давайте уйдем отсюда, — говорит Эн. — Камилу не нравится.
Юсупов загоняет тягач в гараж, прикрывает железные двери, подпирает их лопатой и машет рукой — пошли, мол.
С явным облегчением все спешат за инженером. Шагая следом за Эн, Ник чувствует острое желания заткнуть уши, что немедленно и делает. Но шум жизни большого города никуда от этого не исчезает. Он звучит в голове, воздействуя не на барабанную перепонку, а непосредственно на какие-то центры мозга, ответственные за передачу звуков.
— Магазин! — орет Юсупов и сворачивает к одноэтажной пристройке, украшенной вывеской «Ашамлыклар[29]».
— Зачем? — с запозданием в несколько секунд кричит ему в спину Ник и тут же понимает: если тут не «постарели» машины, дома и прочее, значит, и продукты тоже.
В магазине пованивает — мясо и рыба уже успели подпортиться за прошедшие с момента пробуждения дни. Торты и пирожные в обесточенной витрине поросли нежно-зеленой пушистой плесенью. Хлеб и батоны высохли до каменного состояния. Но консервы, пресервы, твердые сорта сыра, сухари, баранки, молоко в пакетах, колбасы, нарезки, копченая рыба — все это годится в пищу.
Набив рюкзаки, партизаны делают несколько ходок к гаражу, сваливая тушенку, сгущенку и консервы в десантный отсек. Все это время их изводят шумы давно омертвевшего города.
— Я больше не могу! — в отчаянии заявляет Эн, тряся головой. — Я сейчас с ума сойду!
— Всё. — Ник спортивным жестом скрещивает руки, показывая остальным, что пора заканчивать. — Берем то, что унесем с собой — и валим!
Покинув разграбленный магазин, они гуськом двигаются вдоль дома, сминая огромные лопухи.
— Зырьте! — Хал останавливается и вытягивает руку. — Провода, блин...
Ник смотрит туда, куда указывает татарин и видит невозможное: извивающиеся кабели линии электропередач, уходящей в сторону второй золотистой стены. Стоит практически полное безветрие, ни птиц, ни каких-то иных источников движения поблизости от линии нет, но тем не менее провода вытанцовывают какое-то змеиное танго. Ник ловит себя на том, что тоже начинает покачиваться в такт этих колебаний.
— Не надо смотреть! — пробивается сквозь гомон и какофонию звуков голос Юсупова. — Пошли скорее!
Через несколько минут, добравшись до границы этой жуткой территории, Ник с облегчением понимает, что шум в голове начинает затихать. Пройдя сквозь золотистую завесу, он в изнеможении валится на траву.