— У нас мало времени! — издали предупреждает Ник. — Что случилось? Откуда вы вообще здесь взялись?
— Я… — Филатов тяжело дышит, со свистом втягивая ртом воздух. Обычная выдержка изменяет ему, он взволнован. — Я очень торопился… Фу-ух… Извините… Мне надо вам сказать…
Ник подходит ближе. Камил усаживается поодаль, не сводя внимательных глаз с Филатова. Эн, Бабай, Хал — все уже здесь. Юсупов и Цапко стоят возле тягача.
— Ну, Филатов! — подбадривает человека в плаще Бабай. — Не томите, нам и вправду некогда.
— Вы ведь… Вы идете в червоточину, да? — не то спрашивает, не то утверждает Филатов. — Так вот…
— Погодите, — качает головой Бабай. — Что еще за червоточина?
— Область с измененными…. Искаженными… — Филатов никак не может восстановить дыхание и от этого злится. — Не перебивайте меня! — вдруг кричит он, втыкает вилы в землю и садится, привалившись спиной к ближайшему морщинистому стволу. — Это очень важно… Очень… На второй день после… после пробуждения я был здесь… Фу-ух… Дайте воды, моя вся вышла.
Хал кидает Филатову бутылку. Запрокинув голову, тот пьет — струйки стекают по щетинистому подбородку, по морщинистой шее.
Напившись, Филатов закручивает синюю крышечку, не глядя ставит бутылку в траву, проводит ладонью по лицу, виновато улыбается.
— Ох, такие марш-броски уже не для меня. Так вот — на второй день я осматривал территорию вокруг Академии тенниса. И встретил человека… Он был одет в такой серебристый костюм… Знаете, видели, наверное, в кино — их носят в лабораториях, где необходимо поддерживать режим стерильности. Человек был стар, очень стар — даже белки глаз у него пожелтели, причем мне показалось, что старение его организма произошло очень быстро. Он еле стоял на ногах и почти ничего не слышал, оглох. Мне кажется, он был немцем, по крайней мере, говорил он по-немецки. Я почти не знаю этого языка, а он не понимал по-русски. Поэтому общались мы на таком пиджинг-инглиш… Фу-ух, я еще попью, извините.
Все терпеливо ждут, когда Филатов утолит жажду. Камил зевает, ложится рядом с Эн и кладет голову на передние лапы. Ник мимолетно завидует псу — у собак все просто: выбрал хозяина и все, думать не надо, дальше твоя жизнь всецело зависит от него.
— Человек в серебристом костюме сказал, что его зовут Вольфганг, как Моцарта, — продолжает свой рассказ Филатов. — Еще он сказал, что пришел из червоточины…
— Откуда? — не понимает Хал.
— Червоточина… Это там, куда вы собрались. — Филатов указывает в сторону РКБ. — Золотой туман, слои, мерцающие стены. Вольфганг назвал этот объект червоточиной. Он объяснил мне, что их много, они покрывают всю планету. Это зоны искаженной физической реальности. Там, за стенами, внутри слоев, что-то случилось с привычными для нас законами физики. В его рассказе было очень много терминов, я, к сожалению, почти ничего не понял. Но это очень опасно, понимаете? Там… — снова следует жест рукой в сторону РКБ, — можно погибнуть за долю секунды. Вольфганг особо отмечал седьмой слой, окружающий центр червоточины. Он сказал: «Седьмой слой убил меня». А потом он умер.
На опушке рощи воцаряется тишина. Слышно только, как крепчающий ветер рвет листву с деревьев на той стороне пустыря да потрескивает в тягаче остывающий двигатель.
— Это всё? — спрашивает Ник.
— Не совсем… — Филатов твердо смотрит ему в глаза. — Вольфганг сказал еще, что если кто-то решит пройти через четвертый слой червоточины — и дальше, — необходим разряжающий контур. Что-то вроде вот этого… — Следует кивок в сторону воткнутых в землю вил. — Чтобы сбрасывать напряжение темпорального поля.
— Какого поля? — переспрашивает Юсупов.
— Темпорального. Так он сказал. Это как-то связано со временем. Грубо говоря, анод в одном слое, катод — в другом. Их надо замкнуть. Иначе всё, смерть…
— И с тех пор вы ходите с вилами? — усмехается Ник.
— Я нашел их вечером того же дня, когда возвращался в центр города. Помните, мы встретились возле Дома Кекина?
Ник кивает.
— Помним. Но на кой черт вы таскаете с собой вилы везде и всюду, если не ходите в эту…
— Вольфганг сказал, что червоточина может начать расти, что она нестабильна, — не дав ему договорить, торопливо произносит Филатов. — Правда, пока этого не произошло, и возможно, уже не произойдет.
— Он что-то не договаривает, — холодно говорит Эн таким тоном, как будто Филатов сейчас где-то далеко и не слышит ее.