— Круги ада — глупая придумка одного фантазера. Человечество ничего не знает о смерти. И до сна ничего об этом не знало. Забытое знание. У нас даже объективного медицинского определения для этого нет.
— Как это, — усмехнулся я, чувствуя, что подловил Просветленного легко и непринужденно. — Сердце останавливается, кровь перестает циркулировать.
— И что? В Тибете умеют это делать усилием воли. Что еще? Прекращение деления клетки? На трупах какое-то время продолжают расти ногти и волосы.
— Прекращение деятельности мозга, — догнала Марта. Оказывается, девчонка давно уже перестала болтать и слушала нас.
— Энцефалограмма мозга шамана в состоянии транса кардинально отличается от энцефалограммы мозга живого человека, — невозмутимо отозвался Антон. — Мы ничего не знаем о смерти и боимся ее. Почему?
— Смерть это всегда потеря. Боль.
— А жизнь разве не полна потерь и боли? Ее мы не боимся.
— Это всё слова, — покачал я головой.
— Вообще всё — слова. Только одни мы принимаем на веру, а другие нет. У всех народов есть мифы и сказки о воскрешении мертвых. Помимо определения «живой» и «мертвый», есть еще определение «не-мертвый».
— Хочешь сказать, что ты можешь воскрешать мертвецов?
— А чего их воскрешать? — улыбнулся Антон. — Погляди по сторонам. Вокруг ходят люди, возродившиеся к жизни. Мы уже воскресли.
— Это высокие материи, — отмахнулся я. — Где факты?
— Будут и факты, — пообещал Антон и свернул направо.
По переулку мы прошли всего один дом и снова свернули, на этот раз во двор. Углубляться не стали. Если на Садовом сохранился более-менее цивилизованный вид, то здесь, где и до анабиоза густо росли деревья, сейчас были настоящие джунгли.
Нас ждали. Пятеро. Не таких крепких, как те, что сопровождали Антона, но и доходяг здесь не было. И ни одной женщины.
Мужчины поднялись нам навстречу. Я внутренне напрягся — вероятно, это отразилось и на лице. Во всяком случае, Антон снова растянул губы в понимающей усмешке.
— Здесь не причинят зла. Вы голодны?
Я запнулся. Последний раз я ел черт знает когда. Привалов мы не делали, хотя в рюкзаке был паек, презентованный шашлычником. Жрать хотелось зверски.
— И чем мы обязаны за такую щедрость?
— Ничем. Просто, если вы голодны, вас накормят. Вы ничего не должны, успокойся. Ни мне, ни им. Ни ты, ни она.
Кажется, он говорил искренне, но мне что-то по-прежнему не нравилось.
— Спасибо, — вежливо ответил я. — Я не голоден.
— А я бы похавала, — подала голос Марта.
Антон кивнул. Прежде чем я успел что-то сказать, Марту окружили люди Просветленного и потащили в сторону, где горел костерок. Семь мужиков уводили одну глупую девчонку.
— Пойдем, поговорим, — предложил Антон.
Я посмотрел на Марту, что весело щебетала с одним из парней, пока другой колдовал у костра. Кажется, девчонка освоилась. Только бы не вышло беды.
— Не переживай, — снова будто заглянул в мои мысли Антон. — Ее никто не тронет. И ей не причинят зла. Обещаю.
— А почему нельзя поговорить здесь?
— Здесь много ушей.
— Ты же хотел делиться истиной со всеми.
— Не всякая истина подходит для каждого. Есть истины далеко не для всяких ушей. К истине надо готовить.
— А я готов?
— Не уверен, — отозвался Антон. — Но раз идешь туда, то должен знать.
Больше он не сказал ни слова. Просто пошел в сторону. Я поглядел на Марту. Кажется, у нее все было в порядке. И, кажется, Просветленному можно было верить.
Я догнал Антона довольно быстро. Еще какое-то время шли молча. Первым заговорил он.
— Не бойся. Ее не тронут. У нас никого не трогают.
— Зачем тогда оружие?
— Мы не трогаем, это не значит, что не трогают нас. Это третий круг…
— Слой, — зачем-то поправил я.
— Слой? — Антон приподнял бровь. Кажется, он впервые выдал какую-то эмоцию, кроме буддистской улыбки и умиротворения. — Да, пожалуй. Так вот, это третий. На нем все достаточно серьезно, чтобы у людей менялось сознание. Оно и меняется.
— Я не видел здесь людей, кроме вас.
— Их мало, но они появляются.
Антон остановился возле могучего дерева и присел, откинувшись спиной на ствол, как на спинку кресла.
— Садись, в ногах правды нет.
Я послушно опустился на корточки, отмечая, что попадаю под магию его голоса, его спокойствия, его уверенности. Слушаюсь.
— Люди здесь появляются, и, как правило, опасные люди. Те, что идут снаружи, останавливаются раньше. Те, что идут изнутри, в большинстве своем, опасны. Третий круг… или слой, как угодно… это рубеж.