– Отведите его кто-нибудь к лежанке, – сказал какой-то фраа. – Ему достаточно.
Меня взяли под руки и помогли встать. Я дал проводить себя до клуатра и сказал, что дальше не надо.
За время в соборе я хорошо изучил, какие части клуатра не просматриваются из окон инспектората, поэтому сделал несколько кругов по саду, чтобы прочистить голову, и сел на скамейку, которая была оттуда не видна.
– Ты сейчас в сознании или мне до утра подождать? – спросил голос. Я поднял глаза и увидел Тулию. Кажется, она меня разбудила.
– Садись.
Я похлопал по скамейке рядом с собой. Тулия села, но на некотором расстоянии, чтобы можно было устроиться поглубже, и повернула ко мне голову.
– Я рада, что ты вышел, – сказала она. – Здесь столько всего произошло.
– Это я понял. А вкратце рассказать можешь?
– Что-то… что-то не так с Ороло. Никто не понимает что.
– Брось! Звёздокруг закрыли. Чего тут ещё понимать?
Видимо, мой тон задел Тулию, потому что она ответила обиженно:
– Да, но никто не знает почему. Нам кажется, что Ороло знает и не говорит.
– Ладно. Прости.
– Потому и элигер так прошёл. Некоторые фиды, про которых все думали, что они пойдут к эдхарианцам, выбрали другие ордена.
– Я заметил. А почему? В чём логика?
– Я не уверена, что тут есть логика. До аперта все фиды точно знали, чего хотят. Потом всё случилось разом. Инквизиторы. Твоя епитимья. Закрытие звёздокруга. Призвание фраа Пафлагона. Наших это встряхнуло. Многие задумались.
– О чём?
– Например, стоит ли идти к эдхарианцам.
– Потому что они не в фаворе?
– Они всегда не в фаворе. Но, увидев, что произошло с тобой, ребята поняли, что неразумно отворачиваться от этой стороны концента.
– Кажется, до меня начало доходить, – сказал я. – То есть, например, Арсибальт, пойдя к реформированным старофаанитам, которые и не мечтали его заполучить…
– Может приобрести большой вес прямо сейчас.
– Я заметил, что за ужином он клал главное блюдо.
(Обычно эта честь предоставлялась старшим фраа.)
– Он может стать пе-эром. Или иерархом. Может быть, даже примасом. И бороться с тем идиотизмом, что творится тут в последнее время.
– Так что те, кто всё-таки пошёл к эдхарианцам…
– Лучшие из лучших.
– Как Джезри.
– Совершенно точно.
– Мы заслоним вас, эдхарианцев, защитим на политическом фронте, чтобы вы могли заниматься своим делом, – сказал я.
– Всё точно, но кто «вы» и кто «мы»?
– Очевидно, что завтра ты пойдёшь к эдхарианцам, а я – в Новый круг.
– Этого все ждут. Но будет наоборот, Раз.
– Ты держала для меня место у эдхарианцев?
– Ты мог бы выразиться и поделикатнее.
– Неужели я так сильно нужен эдхарианцам?
– Нет.
– Что?!
– Если бы они устроили тайное голосование, ты мог бы и не победить. Прости, Раз, но я должна быть честной. Очень многие сууры хотят, чтобы я пошла к ним.
– А почему нам не пойти к ним вместе?
– Это невозможно. Я не знаю подробностей, но Корландин с Халигастремом о чём-то договорились. Решение принято.
– Если я эдхарианцам не нужен, так что вообще обсуждать? – спросил я. – Ты видела, какой бочонок выставил мне Новый круг? Они давно меня к себе заманивают. Почему бы мне не пойти к ним, а тебе – в любящие объятия суур эдхарианского капитула?
– Потому что Ороло хочет другого. Он сказал, что ты нужен ему в команде.
Я чуть не расплакался.
– Вот что, – сказал я после долгого молчания. – Ороло знает не всё.
– О чём ты?
Я огляделся. Клуатр показался мне слишком маленьким и тихим.
– Давай пройдёмся, – предложил я.
Снова я заговорил только на другом берегу реки, когда мы шли в лунной тени под стеной. Тут-то я и рассказал, что делал во время воко.
Тулия долго молчала.
– Отлично! – сказала она наконец. – Это всё решает.
– Что всё?
– Тебе надо идти к эдхарианцам.
– Тулия, во-первых, никто не знает, кроме тебя и Лио. Во-вторых, я, скорее всего, не смогу забрать табулу. В-третьих, на ней, вероятно, не будет ничего полезного.
– Частности, – фыркнула Тулия. – Ты вообще меня не понял. Твой поступок доказывает, что Ороло прав. Твоё место – в его команде!
– А твоё, Тулия? Где твоё место?
Она не ответила, и мне пришлось повторить вопрос.
– То, что случилось в Десятую ночь, случилось. Все мы приняли решения, каждый – своё. Возможно, потом мы о них пожалеем.
– В какой мере это моя вина?
– А кого это волнует?
– Меня. Я жалею, что не мог выйти из штрафной кельи и всех вас остановить.
– Мне не нравится то, что ты говоришь. Как будто все повзрослели, пока ты там сидел. Кроме тебя.