Я редко заходил в рощу после сбора урожая. В это время года она всегда напоминала мне, как мало листьев мы сняли. Остальные скручивались и опадали. Сейчас все эти чистые страницы хрустели у меня под ногами, пока я искал одно особенно большое дерево, на которое любил забираться. Память подвела меня, и я на несколько минут заблудился, а когда всё-таки нашёл дерево, не удержался и залез на него. Мальчиком, сидя здесь, я всегда воображал себя в огромном лесу – это было куда романтичнее, чем жить в матике, окружённом казино и шиномонтажными мастерскими. Однако сейчас деревья стояли голые, и я отчётливо видел, что чуть дальше на восток роща заканчивается. Заплетённое плющом владение Шуфа было как на ладони, и Арсибальт мог заметить меня в окно. Я устыдился своей ребячливости, слез с дерева и пошёл к полуразвалившемуся зданию. Арсибальт проводил там почти всё время и давно зазывал меня в гости, а я всё отговаривался. Теперь не зайти было бы неудобно.
Путь преграждала невысокая живая изгородь. Смахивая с неё скрученные листья, я почувствовал рукою холодный камень и в следующее мгновение – боль. Стена оказалась каменная, сплошь заросшая зеленью. Я перемахнул через неё, а потом ещё некоторое время выпутывал из растений края стлы и хорду. Я стоял на чьём-то клусте, сейчас пожухлом и съёжившемся. Чёрная земля, из которой выкопали последнюю в этом году картошку, лежала комьями. Из-за того, что пришлось лезть через ограду, я чувствовал себя нарушителем на чужой территории. Надо думать, для того Шуфово преемство и поставило здесь стену. И потому-то те, кто оказался по другую её сторону, в конце концов обозлились и покончили с преемством. Стену ломать они поленились и предоставили эту работу плюшу и муравьям. Реформированные старофааниты в последнее время взяли привычку уходить во владение Шуфа для занятий, а когда никто не высказал возражений, принялись его обживать.
Гардана весы, логический принцип, приписываемый светителю Гардану (–1110–1063) и гласящий, что при сравнении двух гипотез их следует положить на чаши метафорических весов и отдать предпочтение той, которая «поднимется выше», поскольку «меньше весит». Суть заключается в том, что более простые, «легковесные» гипотезы предпочтительнее «тяжеловесных», то есть сложных. Также «весы св. Гардана» или просто «весы».
Что обжились они тут всерьёз, я понял, когда поднялся по ступеням и толкнул дверь (вновь перебарывая чувство, будто вторгаюсь на чужую территорию). РСФские плотники настелили в каменном доме полы и обшили стены деревянными панелями. Вообще-то, инаков, избравших своим самодельем работу по дереву, правильнее называть не плотниками, а столярами или даже краснодеревцами; точности их работы позавидовала бы даже Корд. По сути, это была одна большая кубическая комната со стороной шагов в десять, под потолок заставленная книгами. Справа от меня пылал в камине огонь, слева (на северной стороне) располагался эркер, такой же большой, округлый и уютный, как Арсибальт, который сидел за столом у окна и читал книгу столь древнюю, что её страницы приходилось переворачивать щипцами. Значит, он всё-таки не видел меня на дереве, и я мог бы спокойно уйти. Однако теперь я не жалел, что заглянул: очень приятно было смотреть на него в такой обстановке.
– Ну ты прямо сам Шуф! – сказал я.
– Тсс! – Арсибальт огляделся. – Не стоит так говорить – кому-то может не понравиться. У каждого ордена есть такие укромные места, островки роскоши, узнав о которых светительница Картазия перевернулась бы в своём халцедоновом гробу.
– Тоже довольно роскошном, если подумать.