В определённом смысле часы — и весь собор, и его фундамент. Однако, говоря «часы», обычно подразумевают четыре циферблата, укреплённые высоко на стенах президия — центральной башни собора. Циферблаты были созданы в разные эпохи, и каждый показывал время по-своему, однако все четыре были связаны с одним и тем же внутренним механизмом. Каждый сообщал время, день недели, месяц, фазу луны, год и (для тех, кто умеет их читать) много других космографических сведений.
Президий стоял на четырёх колоннах и почти по всей своей высоте имел квадратное сечение. Впрочем, чуть выше циферблатов углы квадрата были срезаны, так что получился восьмиугольник, ещё чуть выше восьмиугольник превращался в шестнадцатиугольник, а затем — в круг. Крыша президия представляла собой диск, точнее, сплюснутую полусферу, поскольку середина у неё была слегка приподнята для стока дождевой воды. На крыше размещались менгиры, купола и башенки звездокруга, который управлял часовым механизмом и в свою очередь управлялся им.
За ажурной каменной резьбой под циферблатами прятались звонницы. Ниже от башни отходили аркбутаны; они упирались в верхушки четырёх башен, более приземистых, чем президий, но выстроенных по тому же общему плану. Система арок и ажурной каменной резьбы, соединяющая башни между собой, скрывала нижнюю часть президия и образовывала широкий внешний контур собора.
Над высоким каменным сводом было настелено плоское перекрытие. На нем стояла горняя дефендора. Её внутренний двор, окружающий президий, был закрыт сверху, обнесён стеной и поделен на кладовые и административные помещения; вдоль внешней стороны тянулся карниз, по которому часовые дефендората могли за несколько минут обойти собор и обозреть всю местность до самого горизонта (кроме тех участков, где её закрывали аркбутаны, колонны и башенки). Карниз опирался на десятки близко расположенных дугообразных опор, отходящих от стены внизу. На конце каждой опоры несли вечный дозор горгульи. Половина их (горгульи дефендора) смотрели наружу, половина (горгульи инспектора), выгнув чешуйчатые шеи, направляли острые уши и глаза-щёлочки на концент внизу. Между опорами, в низких матических арках под карнизом располагались окна инспектората. Редкий уголок в конценте не просматривался хотя бы из одного. Разумеется, все эти уголки мы знали назубок.
Собор был выстроен на выровненном останце горного отрога. В тумане на востоке угадывался утёс милленарского матика. На юге и на западе лежали остальные матики и связанные с ними постройки. Тот, в котором жил я вместе с другими десятилетниками, отстоял от собора на четверть мили. К нашему входу в собор вела крытая галерея, состоящая из семи соединённых площадками лестниц. Этим путём и шли почти все деценарии.
Чтобы не дожидаться, пока толпа пожилых суур пройдёт через арку, я бегом вернулся в зал капитула, который на самом деле представлял собой просто расширение окружающей клуатр галереи, а оттуда через заднюю дверь попал в коридор между калькориями и мастерскими. Вдоль стен тянулись ниши, куда мы складывали текущую работу. Края и углы неоконченных рукописей торчали наружу, желтея и скручиваясь. Из-за этого проход казался ещё уже.
Добежав до его конца и нырнув в узкую арку, я оказался на лугу перед основанием собора — буфером между нами и матиком центенариев. Шестнадцатифутовая каменная стена делила луг пополам. Столетники разводили по свою сторону всякую домашнюю живность.
Когда меня собрали, по нашу сторону стены хранилось сено. Несколько лет назад, под осень, фраа Лио и фраа Джезри по поручению старших отправились туда с тяпками, посмотреть, не выросло ли там что-нибудь из одиннадцати. И впрямь, они нашли нечто, похожее на раданицу, выпололи, сложили в кучу посреди луга и подожгли.
К вечеру весь луг с нашей стороны являл собой дымящееся гарево, а звуки, долетающие из-за стены, наводили на мысль, что ветер занёс искры к столетникам. По границе между лугом и клустами, на которых мы выращивали почти всю свою еду, до самой реки выстроилась боевая шеренга фраа и суур. Передавая полные вёдра по цепочке и пустые обратно, мы заливали те клусты, которые были ближе всего к огню. Если вы видели ухоженный клуст в конце лета, то поймёте почему: количество биомассы огромно, а в это время года она уже довольно сухая и легко вспыхивает.
Дежурный заминспектора провёл расследование и сообщил, что из-за дыма не смог точно установить, что же сделали Лио и Джезри. Происшествие занесли в хронику как несчастный случай, и ребята избежали епитимьи. Однако я знал (потому что Джезри мне потом рассказал), что когда огонь от раданицы перекинулся на траву, Лио, вместо того, чтобы его затоптать, предложил противопоставить огню огонь и победить его посредством огненного искводо. Попытки пустить встречный пал только ухудшили дело. Джезри оттащил Лио в безопасное место, когда тот намеревался противо-противопалами сдержать систему противопалов, которые должны были остановить первоначальный пожар, но вышли из-под контроля. Джезри тащил Лио двумя руками, поэтому вынужден был бросить сферу; после того дня она стала с одной стороны жёсткой и не прозрачнела до конца. Зато пожар дал повод осуществить дело, о котором мы говорили целую вечность: засадить луг клевером и завести пчёл. Расчёт был простой: когда в экстрамуросе есть экономика, мёд можно продавать на торговых лотках у дневных ворот, а на вырученные деньги покупать то, что трудно изготовить в конценте. А если снаружи постапокалипсис, мёдом можно питаться.
Когда я трусил к собору, каменная стена была от меня справа. Клусты — теперь такие же спелые, как перед пожаром — сзади и слева. Передо мной уходили вверх семь лестниц, запруженных инаками. По сравнению с другими фраа в их длинных стлах, полуголый Лио, движущийся в два раза быстрее, казался муравьем не того цвета.
Алтарь, сердце собора, был восьмиугольным в плане (или, как выражались теоры, обладал симметрией корней восьмой степени из единицы). Его восемь стен образовывала плотная ажурная резьба, частью каменная, частью деревянная. Мы называли их экранами, что могло бы сбить с толку жителей экстрамуроса, для которых экран — то, на чём смотришь спиль или играешь в игру. Для нас экран — стена с множеством отверстий, преграда, через которую можно видеть, слышать и обонять.
От основания собора отходили четыре нефа, ориентированные по странам света. Если вы когда-нибудь бывали на свадьбе или на похоронах в скинии богопоклонников, то представляете себе неф: широкое место, где посетители сидят, стоят, преклоняют колени, бичуют себя, катаются по полу или чем уж они там занимаются. Алтарь в таком случае соответствует месту, где стоит священник. Когда вы смотрите на собор издали и видите его широкое основание, это как раз и есть нефы.