Кто конкретно видел в предстоящем Съезде неумолимую угрозу для себя?
1. Все правительство в целом, поскольку вотум недоверия правительству Черномырдина на Х Съезде народных депутатов России был более чем вероятен.
2. Персонально министр внутренних дел Ерин, отставки которого Верховный Совет требовал после доклада специальной парламентской комиссии по событиям 1 мая 1993 года. Напомню, что в соответствии с действующим тогда законом 4 министра назначаются президентом с согласия Верховного Совета. Это министры внутренних дел, обороны, безопасности и иностранных дел. Из этой четверки Ерин и Козырев точно не могла рассчитывать на подтверждение своих полномочий Верховным Советом, статус Грачева был под большим вопросом и только Голушко вряд ли бы вызвал возражения как совсем новый человек на министерском посту.
3. Персонально Черномырдин, поскольку при нарастании кризиса неплатежей, отказе платить за уже произведенную продукцию ВПК и аграрникам, продолжающемся спаде производства от правительства не исходило никаких инициатив, кроме бесконечной конфронтации с парламентом. Поэтому в случае отставки правительства шанс быть вновь утвержденным в должности премьера у Черномырдина даже при хорошем отношении к нему Ельцина был очень невелик.
4. Вся группа безответственных вице-премьеров. Теоретически не исключалась возможность принятия поправок к Конституции, предусматривающих согласие Верховного Совета на назначение президентом вице-премьеров. А это означает, что такие убогие фигуры, как Чубайс и Федоров, не могли не волноваться за свои посты.
5. Наконец Х Съезда народных депутатов России очень опасался всякий, кто так или иначе мог быть уличен в причастности к коррупции. А то, что по материалам Руцкого и материалам съездовской комиссии можно было назвать немало таких имен, было известно очень многим.
И еще два немаловажных внешних фактора. Они хорошо известны спецаналитикам, особенно западным, но мало обсуждались у нас в связи с переворотом.
Первый. Нарастание в Верховном Совете критики в адрес СНГ, вплоть до готовности денонсировать Беловежские соглашения, незаконно ратифицированные в свое время. Обращение по этому вопросу в Конституционный суд большой группы депутатов было принято, но так и не было ими рассмотрено. Убежден, что Конституционный суд просто не решался приступить к рассмотрению, поскольку было совершенно очевидно, что только Съезд или референдум могли решать вопрос о ликвидации СССР. Попытки протащить на нескольких съездах одобрение беловежских соглашений с треском провалились, и в Конституции осталось упоминание о СССР, несмотря на все уговоры депутатов со стороны Филатова и Хасбулатова. Более того, в августе 1993 года в Верховный Совет приехала группа депутатов Белоруссии с предложением обсудить возможные совместные инициативы по воссозданию единого государства. После этого решением Верховного Совета была создана специальная комиссия, а в сентябре группа депутатов во главе с С. Бабуриным выехала в Минск для проведения консультаций с представителями наиболее влиятельных фракций парламента Белоруссии. На этих консультациях речь шла именно об отмене Беловежских соглашений и поиске механизмов объединения не в эфемерный экономический союз, а в единое государство.
Совершенно очевидно, что как «коллективный Распутин» в Москве, так и его заокеанские вдохновители не могли это оставить без внимания. Ведь под угрозой остались усилия многих десятилетий по расчленению и окончательной ликвидации ненавистной им исторической России. Было от чего взволноваться.
Второй фактор. Это судьба договора о сокращении стратегических наступательных вооружений (СНВ-2), подписанного Ельциным еще с Д. Бушем. Он поступил на ратификацию в Верховный Совет, и уже первые парламентские слушания по этому вопросу показали крайне отрицательную оценку договора со стороны многих депутатских фракций. Стало ясно, что перспектива ратификации договора более чем сомнительна. Время, когда ратификацию любого договора можно было провести «с колес», безвозвратно ушло. Депутаты научились работать с текстами документов, организовывать независимую экспертизу. Имело значение и отношение к тем, кто должен был представлять договор, т.е. министрам обороны и иностранных дел, а также председателям комитетов по обороне и международным делам. Все они, в больней или меньшей степени, к осени 1993 года доверие утратили. Так что шансов на ратификацию договора было крайне мало, и это не могло не беспокоить, военно-политические силы Запада, заинтересованные в нашем окончательном разоружении.