На четвёртый день Энтинус сунул мне в руки метлу и лопатку. Вот и наказание подоспело… Я должна была убрать мусор и перекопать пепелище, чтобы там снова выросли травы. Звучит справедливо, но… какого чёрта я вдруг стала такой покладистой?! Ладно, урок усвоен. Огонь… больно жжётся. Больше никакой самодеятельности.
Закончив садовничать, я, опершись на метлу, вопросительно заломила бровь.
– Ну, чего ещё изволите?
– Неплохо выглядишь.
– Ага, замечательно просто.
Комплимент Энтинуса не был сарказмом. Даже вымазанная пеплом и землёй, смотрелась я весьма сносно. Сметана и припарки своё дело сделали – от ожогов остались бледно-красные разводы. «Доктор» говорит: они тоже скоро сойдут. Чёлки у меня больше нет, заново буду отращивать. До той поры зачесала всё назад, и повязала косынку. Больше всего меня удивили брови. Я думала, что потеряла их, но присмотревшись повнимательней, заметила тонкие полоски новой поросли. К экзамену вернутся! Радуйтесь, с вами всё ещё невообразимо прекрасная волшебница!
– Сущая мелочь. Я так устал, пока тебя выхаживал, плечи как деревянные. С тебя массаж.
– А? Я не научена…
– Умение не нужно. Я на ковёр лягу, а ты ногами мне по спине потопчешься.
Опять двоякое чувство. Просьба, вроде бы, совершенно обычная, но, когда учитель говорит с нескрываемым предвкушением блаженства… Эх, как его вообще земля носит? Пришлось согласиться, мало ли, чего он взамен придумает. Про массаж, кстати, я соврала. Юных мисс и этому учат, ведь умение размять, да обласкать мужа после тяжёлого дня «смысл нашего существования».
***
Астра:
Тренироваться – скучно, однако болеть – куда хуже. Покончив с наказаниями, вечером того же дня мы уселись на ковёр. Мне вновь дали ящичек. Я так рада вернуться к занятиям, словами не передать!
– Я видел, что ты занималась во время болезни, хвалю.
– Хах, у меня экзамен на носу, так что оставь похвалу при себе. Не ради тебя стараюсь.
На ужин Энтинус приготовил мясо с овощами, гарнир – пюре. Все было мелко порублено, ведь горло у меня всё ещё болит. Я с голодухи чуть язык не проглотила! Прям чувствую, как еда, обращаясь в ману, течёт по жилам!
– Прежде чем наполнить ящик энергией…
– Смотри!
Поддавший эйфории, я, сжав кулак, пустила в него всю свою ману.
– Стой…!
– Ай-я-я-й!
Что сказать… спасти меня учитель не успел. Рука вспыхнула аурой, вены на ней вздулись. Кисть заболела так, будто её в кипяток сунули.
– Опять самовольничаешь… – цокнув, произнёс Энтинус.
– Заткнись!
Петух! Мне так больно, а он… Аж слёзы брызнули…
– Астра…
– Ты – худший в мире учитель!
Достав платок, я прикрыла лицо. Рука онемела, еле шевелится… Сколько ещё мне страдать? Хочу домой, к дяде…
– Дай посмотрю.
– Уйди! Не трогай!
Наставник потянулся ко мне, пришлось отползти. Некоторое время мы просидели молча. Вернее, это он молчал, а я беззвучно плакала.
– Слушай, прости… – осторожно начал Энтинус.
Тщательно вытерев лицо, я злобно воззрилась на учителя исподлобья.
– Значит так, «учитель», – дрожащим голосом заговорила разбираемая гневом волшебница. – Либо ты начинаешь нормально учить, либо возвращай меня дяде, с поклоном и извинениями.
Да-да, так тоже можно. Если чародей – дуб дубом, ему надлежит признать свою глупость и отказаться от лицензии преподавателя.
– Что же, если мисс Заубер пообещает не бежать вперёд телеги и будет внимательно слушать прежде, чем действовать, я приложу все усилия, чтобы её не разочаровать. По рукам?
– Справедливо…
Неохотно и с опаской, я всё же решилась протянуть ему руку. Онемение прошло и каждый удар сердца отдавался в ней болезненной пульсацией. Когда Энтинус коснулся моей кисти, его глаза вспыхнули. Спустя несколько секунд он резюмировал:
– Ничего критичного, завтра будет, как новая.
– Больно… Что я сделала не так?
– У всего на свете есть вместимость и проводимость…
– Знаю. Трубка в алхимическом аппарате лопнет, если подать слишком сильный напор… Хочешь сказать, моя рука могла взорваться?!