Она молчала. Не шевелилась. Лежала, как убитая.
Он перестал говорить. Было очень тихо. Слышно было, как вода в батареях бродит. Потом он разобрал, как Лантхильда всхлипывает.
Человеку страшно, одиноко, а он тут сидит кобенится. Опять до слез довел. А она ведь маленькая совсем, едва ли двадцать ей, а то и восемнадцати, может, нет… Еще от матери не остыла. Защитника ей, друга…
…растлителя несовершеннолетних…
— Слышь, Лантхильд! Я вот что думаю… А пошло все на хрен! Давай поженимся!
Выпалил — и сам растерялся. Не ожидал.
Она не поняла. Никак не отреагировала.
…Остановись, Борисыч! Не поняла же…
…Ну да, да, я неудачник. И семейная жизнь у меня не задалась, и на работе тоже. Ни с кем совладать не смог, ни с бабой, ни с тараканами… Но могу ведь девочке этой обездоленной взять и подарить — Великий Город, белые ночи, Эрмитаж, имперский дух, мороженое «Валио» — уж на это-то денег пока хватает…
— Лантхильд! — настойчивее повторил Сигизмунд. Как это по-таежному будет?.. И выдавил: — Зу… квино, ик им… манна. Манна, вэр йах микила Сигисмундс!
Она шевельнулась.
— Квино, поняла? Жено, жино, жинка, в конце концов! Поняла? А ик — твой манна, поняла? Зу ис миино квино, йа? You will be my квино, yes?
Она повернулась к нему. Глядела в темноте. И ничего не говорила. Когда Сигизмунд уже решил, что она ничего не поняла и собрался было повторить в четвертый раз, она вдруг тихо произнесла:
— Йа…
Он поднялся с пола, пересел на тахту. Лантхильда снова замерла.
Сигизмунд медленно прилег рядом.
— Нэй охтис, Лантхильд.
Совсем рядом было ее лицо. Незнакомое. Чужое. Ничего ведь о человеке не ведомо, ничего!..
Она все так же пристально глядела на него и молчала. Он почувствовал, что она снова начала дрожать.
Он протянул к ней руку. Она скользнула под руку, прижалась. Она была совсем голенькая под пододеяльником.
Лантхильда вдруг провела пальцем по его лицу. Осторожно-осторожно.
Он замер.
Она провела на его лице вторую незримую линию, задевая его губы.
Он поймал губами ее палец и тут же выпустил.
Она перестала дрожать. Сразу расслабилась. Сигизмунд наклонился над ней и нежно поцеловал. Рот у нее был свежий и удивительно сладкий — губы некурящей, непьющей, очень молоденькой девушки.
Лантхильда вздрогнула. Он прошептал ей в ухо: «Тише, тише…» и тут же коснулся губами уха.
Он боялся ее спугнуть. Прикасался к ней так бережно, будто она была бабочкой, которой ни в коем случае нельзя повредить пыльцу.
Медленно запустил руку под пододеяльник. Она вцепилась было в края, но тут же выпустила. Провел рукой по маленьким грудям, ощутил под ладонью прохладные соски. Сердце у нее билось учащенно. Все-таки боится. Отважная маленькая Лантхильда. Пришла ночью к чужому взрослому дяде.
Ну зачем мне это? Что, своих баб нет? Зачем еще эта девочка? Жениться обещал… Жених…
В ее доверии было что-то невыразимо трогательное. Он даже не подозревал, что кто-то может так доверчиво к нему отнестись. И до последнего момента делал все, чтобы это доверие не разрушить…
Глава одиннадцатая
Сигизмунд проснулся поздно. Было уже светло. Лантхильды рядом не было, пододеяльника — тоже. Не сразу сообразил спросонья, что лежит в «светелке», а сообразив, вдруг затревожился: все ли хорошо. Но тут же услышал, как Лантхильда возится на кухне. Гремит какими-то сковородками, заунывно распевая.
Можно начинать новый день. Он оделся, вышел. На двери победно красовался пододеяльник с безобразным кровавым пятном. У Сигизмунда запылали уши. С деревенской непосредственностью девка оповестила о своем торжестве.
На кухне Лантхильда сияла, как медный грош. Волосы, гляди ты, заплела по-новому: вокруг девкиных ушей покачивались две богатые «баранки». Обычай, видать. Бабой себя теперь считает.
При виде Лантхильды Сигизмунд расплылся в глупой улыбке. Подошел, поцеловал. Она бойко затараторила, что-то рассказывая — видно, досконально разъясняя, что именно собирается готовить на завтрак.
Сигизмунд уселся за стол, стал смотреть, как Лантхильда возится. Она поставила перед ним на стол тарелку с кашей, сама села напротив — принялась смотреть, как он ест.
— А ты? — спросил он.
Она помотала головой, улыбаясь. Смотрела влюбленно.
Сигизмунд вдруг почувствовал, насколько легче ему стало общаться с Лантхильдой. Как будто ушло то темное, что он загонял внутрь себя, прятал.
После завтрака слушал, как Лантхильда в гостиной тарахтит по озо — рассказывает неведомым слушателям о случившемся. Доскональный отчет дает. Эх, понимать бы еще, что она там про него рассказывает!