Федор продолжил повествование:
— Я ему говорю: “Кошка весом от трех кэгэ. Норматив. Во всех справочниках указан.” Он согласился! Я говорю: “Прикладываем силу от трех кэгэ”.
Тут Федор полез в нагрудный карман и, к величайшему изумлению Сигизмунда, извлек оттуда силомер с циферблатом. Предъявил. Сигизмунд повертел в руке. Федор ревниво следил за ним и при первой же возможности отобрал назад.
— Голландская вещь. Десять гульденов. Я его сжал в кулаке. Видишь, говорю, прикладываю силу в три кэгэ. Сейчас такую же силу будем прикладывать к изделию. Приложил. Качается! Качается, блин. Против точной измерительной техники он ничего не сказал. Он может доказать, что лиловое — это белое, тут я ничего поделать не могу. Измерить нечем. А насчет силы — прибор имеется. тут уж он ничего не смог.
Фирма “Морена” приторговывала кошачьими гальюнами трех модификаций: “Восход—20”, “Восход—40” и “Восход—60”. Под такими названиями изделия значились в разных бумагах. “Восход—60” был настоящим аэродромом. Пять кошек одновременно присядут, не подравшись. Брали их мало. Самый ходовой товар был, естественно, “двадцатка”. Эти-то и проверял боец Федор.
— “Двадцатки” забраковал? — уточнил Сигизмунд.
— Он говорит мне: “Забирай те, те нормальные”, — вместо ответа продолжал Федор. — Я говорю: “Ща, мужик, только проверим”. “Сороковки” — тоже брак. Небольшой. Вы уж с ними сами, Сигизмунд Борисыч, разбирайтесь. Я конфликта делать не стал — зачем? Сказал, что ответственность на себя брать не буду. “Шестидесятки” — те нормально. Развез. Только и старые еще не проданы.
Сигизмунд без удовольствия подумал о том разговоре, который придется вести в понедельник.
Спросил бойца хмуро:
— А по телефону-то почему не рассказал? Чай, не ядерные боеголовки производим.
— Так, Сигизмунд Борисыч, вы как младенец… Кто ж такое по телефону говорит! Бизнесом же занимаетесь. Тут бабка семечками торгует — и то с оглядкой. А у нас годовой оборот в тыщи долларов!
— Две, — сказал Сигизмунд.
— Что две? — не понял Федор.
— Две тыщи, — пояснил Сигизмунд.
— Я и говорю! — оживился снова Федор. — Шпионаж. Вы не поручитесь, что ваш телефон не прослушивается.
— Всегда слышно, если прослушивается.
— Да ничего не слышно. Сейчас знаете, какая техника! Что вы так мрачно отнеслись-то? Дело-то обычное. Ну, фоните. Вести себя потише, да и все… — Федор наклонился вперед и тихо спросил Сигизмунда: — А эта-то, литовка-то, все еще у вас?
Надо же, заметил! Шубка-то на вешалке висит…
— У меня, — сказал Сигизмунд.
— А эти проявлялись?
— Кто?
— Партнеры ваши.
— Нет, не проявлялись.
— Вы поосторожней с такими вещами, Сигизмунд Борисыч. Просто так ничего не делается. Просто так даже кошка на нашу продукцию не взойдет. Тем более — человека забыли. Что за человек? Вы ее документы смотрели?
— Да ладно тебе, Федор. Обыкновенная лялька. Ее для тепла в постель берут. Как кошку.
— Вот такие-то обыкновенные, как кошки… — снова завел Федор. И махнул рукой. — Ну, дело ваше. Только вы поосторожней. Лишнего при ней не говорите. Если что — скажите мне. У меня ребята есть… — Тут он встрепенулся. Интерес в нем пробудился хищный. — А то хотите, звякну дружкам, шурину. Прозвоним вашу девку. Незаметно.
— Как прозвоните?
— На предмет “жучков”…
— Жучки, Федор, — это кого мы травим, — назидательно молвил Сигизмунд. — Опрыскиваем, сживаем со свету… Ты, главное, в конторе про литовку не тренди.
— Понял, — сказал Федор. И перешел к другому: — Да, вот еще что, Сигизмунд Борисыч. Мне бы “сороковку”.
— А что уж сразу не “Восход—60”?
— Там площадь маленькая. Я специально замерял. Там “сороковка” в самый раз. Под ангору “сороковка” требуется. Ангора — она пушистая, ей пространство для маневра нужно.
— Ладно, — сказал Сигизмунд. — Возьми. — И спросил, больше от скуки: — Она хоть на морду смазливая?
— Кошка-то? — удивился Федор. — Во!
И показал расцарапанную руку.
— А кому ты “сороковку” хочешь? Не ляльке новой?
— Какой ляльке? — еще больше удивился Федор.
— А кому?
Федор замялся.
— Батюшка просил.
В разговорах Федор своего родителя обычно именовал батяней. Никак не батюшкой. Недоумение Сигизмунда длилось до того мгновения, пока Федор не пояснил дополнительно:
— Отец Никодим.
Это, стало быть, тот сварливый поп, у которого Федор домовых муравьев морил.
Сигизмунд с сомнением посмотрел на бойца Федора.
— А чего? — развязно сказал Федор. — Нормальный мужик. Только что с бородой да в рясе.
— Ты, Федор… — строго сказал Сигизмунд. — Ты смотри… Ты ему наши коммерческие тайны ненароком не выдай на исповеди. Как в романе “Овод”.
— Не читал, — доложил Федор.
Он допил чай и встал. Подводя итог всему сказанному, боец сказал:
— Ну, значит, “сороковку” я забираю. А с некондишном вы, Сигизмунд Борисыч, в понедельник разберитесь.
И вышел в коридор одеваться. Накинул ватничек. И снова книжка бросилась в глаза Сигизмунду.
— Что, Федор, ты теперь Святое Писание в карманцах носишь?
— Не, боевик. Классный! — с чувством ответил Федор и вынул книгу. — Нате пока полистайте. Вещь.
Сигизмунд взял книгу и подавился хохотом. Роман назывался “Инквизитор”. На обложке была нарисована бесноватая баба с разинутой пастью.
Зашнуровывая ботинки, Федор увлеченно пересказывал роман:
— Там поп с каратистом крутым скооперировались. Сатанистам такое мочилово устроили! Мне понравилось. Можете себе оставить, я сейчас к вам ехал — дочитал. Там еще второй том имеется. Меня эта книжка очень убедила. Я после нее на отца Никодима совсем другими глазами посмотрел. Боец, вроде меня.
— Только ты с тараканами, — двусмысленно сказал Сигизмунд. Он и сам был с тараканами и осознавал это все крепче и крепче.
Федор второго смысла не уловил и обиделся.
— Я, Сигизмунд Борисыч, в своей жизни не только тараканов убивал, — с достоинством молвил он.
“Мышей из мышеловки топил”, — подумал Сигизмунд, но обижать Федора не захотел. Неплохой парень, чистый. “Инквизитор”, вишь, ему нравится, а роман “Овод” не читал…
— В общем, возьми “сороковку”, какая понравится, — заключил Сигизмунд. — А насчет брака не беспокойся. Я разберусь.
Федор сказал “спасибо” и ушел, как всегда, аккуратно притворив за собой дверь.
Кроме облагаемых налогом взаимоотношений с фауной, был у Сигизмунда незримый глазу налоговой инспекции приработок. Отцом приработка был сигизмундов кузен Генка. По глубочайшему убеждению Сигизмунда, Генка мог составить достойную пару федоровскому шурину, ибо был таким же раздолбаем и мудаком.
Геннадий долго и мучительно получал высшее образование в Лесотехнической Академии. Имел какое-то касательство и к другим вузам. В студенческой среде, где отирался двенадцать лет, то изгоняемый из вуза, то восстанавливаемый там, пользовался известностью.
Будучи прирожденным менеджером, Генка сводил с Сигизмундом нерадивых студенток. И не для глупостей всяких, а для работы. Новая эпоха виртуальной реальности и прочей лабуды обрушилась на нежные девичьи мозги чугунным молотом необходимости усваивать азы программирования. И два раза в год, зимой и в начале лета, Россия умывалась невидимыми миру слезами: то юные девы пытались писать курсовые. Удавалось это далеко не всем. Большинство даже не пыталось. Наукой что-то там доказано про полушария головного мозга. Может, кому и доказано, но только не ректору. Требуется курсовая — и точка.
А Геннадий на что? А кузен его Сигизмунд, выпускник славного ЛИТМО — на что? Связующее звено — деньги. Кстати, не такие уж большие.
Но не такие уж и маленькие. Особенно если студенток много.
Дело было поставлено на поток. Перед сессиями кузен доставлял Сигизмунду пакет заказов. Сигизмунд производил анализ заказов, отзванивал Геннадию и называл цену. Он даже не спрашивал Генку, сколько тот накручивает сверху.