— Хундс, — пояснил Сигизмунд. — Чего с него возьмешь?
Кобель, наконец, отмучился. Попятился от гигантской лужи. Поглядел снизу вверх на Сигизмунда карим оком старого всепонимающего проворовавшегося бухгалтера-еврея. Вся скорбь мира глядела из этого ока. Пошевелил опущенным хвостом. И тихо-тихо убрался…
Ну ладно. По крайней мере, теперь можно не гулять. Сигизмунд пошел в коридор, снял куртку. Показал Лантхильде, где ведро и тряпка — пол подтереть. Та зашипела, но пол вытерла.
За мытьем рук Сигизмунд любовался на себя в зеркало. Очень был доволен. Вот и блаженную к делу приставил.
Обычно кобель выдерживал карантинный срок минут в десять, прежде чем появиться пред хозяйские очи после провинности. Но тут он робко замаячил почти сразу после того, как Лантхильда закончила приборку. Очень уж вкусно пахло.
Однако у Лантхильды он, похоже, надолго запал в немилость. Замахнулась, прикрикнула грозно:
— Хири ут!
Кобель понял. Повесив голову, смылся под сигизмундову табуретку и там затих.
Приготовленное Лантхильдой источало соблазнительные запахи. Источало оно их из гигантской латки, добытой в результате археологических изысканий. Латка принадлежала к сытной застойной эпохе, когда чугуна не жалели.
Где Лантхильда откопала сало — Сигизмунд старался не думать. В морозилке, возможно, что-то еще оставалось, мимикрически сливаясь со снежным покровом. А может, они с Мурром все подъели…
На сале был сварен горох. Не то очень густой суп, не то каша. Похлебка, словом.
Все это было густо приправлено чесноком и луком. Но посолено слабо. Почти пресно.
Сервировка тоже была знатная — две ложки. И все. Хоть бы тарелки поставила.
Сигизмунд выложил на стол купленный по дороге хлеб. Девка поглядела на хлеб, вздохнула почему-то горестно и, прижав к своему красивому свитеру, принялась резать ломтями.
Сели. Кобель под табуреткой шевельнулся и опять затих. Хотел гороха с салом.
Девкина сервировка предполагала совместное хлебание из латки. Лантхильда почему-то не начинала трапезы. Глядела на латку жадно, а на Сигизмунда жалобно и ждала чего-то. Сигизмунд, как дирижер, взмахнул ложкой и погрузил ее в горох. Лантхильда ждала. Отъел. Оказалось пресно. Встал, посолил. Отъел еще раз. А вкусно, понял вдруг Сигизмунд. Кивнул Лантхильде, промычал одобрительно.
Она рассиялась. Тоже ложкой двинула. И стали есть, черпая по очереди из латки, пока живот от сытости не надулся.
Поев, Сигизмунд неожиданно для себя шумно рыгнул. Смутился даже.
— Йаа… — удовлетворенно сказала девка. И тоже рыгнула.
Да. Багамские острова. Кокосы. Йаа…
Правду говорят, что уровень культуры определяется уровнем самого бескультурного человекоэлемента в системе.
А Сигизмунду вдруг понравилось быть самым бескультурным человекоэлементом в системе. Было в этом что-то… Сильное. Яростное. Исступленное. Можно, например, кулаком по столу стукнуть.
Взял и грохнул, аж ложка подпрыгнула. Лантхильда как-то испуганно засмеялась.
— Что? — ревущим голосом молвил Сигизмунд. — Охта? Боязно?
— Нии, — сказала девка.
Сигизмунд поковырял спичкой в зубах и капризно сказал:
— Лантхильда! Эклеров хочу!
Она молча моргала.
— Чаво-то хочу, а чаво — не знаю! Эх, Вавилу бы сюда, водки бы с ним, что ли, выпили…
— Нии, — сказала Лантхильда. — Вавила нэй…
— Сам знаю, что нэй, а все-таки…
Сигизмунд закурил. Кося на девку, медленно поднес руку к вытяжке. Включил. У Лантхильды на мгновение расширились зрачки, но с места не дернулась. Терпела, перемогая первобытный страх.
Сигизмунд выдохнул дым в сторону вытяжки. Похлопал Лантхильду по плечу.
— Ты, девка, это… нэй охта!
Он показал сигаретой на вытяжку.
— Йаа… — согласилась Лантхильда.
Кобель шумно выбрался из-под табуретки и разлегся посреди кухни. Молящий глаз на хозяина устремил — жрать хотел.
— Хири ут! — рявкнула на пса мстительная девка.
— Да ладно, ну его в задницу, — милостиво молвил Сигизмунд. — Пускай пожрет.
Лантхильда поджала губы. Мол, поступай, как знаешь.
Сигизмунд положил кобелю в миску гороха. Кобель, жлобясь и чавкая, принялся поглощать. Потом тоже рыгнул.
Выпили чаю. Побеседовали, как умели. Сигизмунд встал и тут же задел головой один из мешочков.
— Блин, понавесила!
Несколько секунд размышлял, не проявить ли деспотизм и не заставить ли девку все это снять. Потом просто отодвинул к стене.
…А готовить она умеет. Если учесть, что продуктов под рукой у нее почти и не было. Может, и не юродива вовсе, просто иностранка. Из иностранного таежного тупика.
Немного придя в себя от глинобитной гороховой сытости, Сигизмунд наконец вернул себе способность мыслить как оно и подобает человеку, честолюбиво метящему в мучительно нарождающийся “миддл-класс”.
Во-первых, надо бы заставить Лантхильду все-таки вырубить ого. В экране бессмысленно и надрывно мололи языками одержимые страстью самцы и самки — шел сериал. Иногда его перебивала реклама. Образ жизни, в целом, нынче вечером предлагался такой: пожрал чипсов и кариесных сладостей, вставил себе тампакс — и снова томись от позывов вместе с Хосе-луисом и Пьетрой-Антонеллой. Половина действующих лиц была неграми. Это облегчало сложную задачу отличать героев друг от друга.
Лантхильда, как обычно, сидела носом в экран. Прилежно тщилась понять происходящее. Когда началась реклама зубной пасты о трех цветах, повернулась и укоризненно посмотрела на Сигизмунда. Он был так сыт, что даже устыдиться на смог.
…Итак, решено. Везем девку к окулисту. Делаем ей очки. Она после этого еще лучше готовить будет.
Деньги сняты. Остается только утречком погрузить девку в машину, довезти ее до какой-нибудь оптики. И обуть ей глаза.
Да, лучше утром, когда народу поменьше. Чтобы не позориться.
Надо бы разведку провести. На местности.
Да и вообще. Погода хорошая, выпал снежок. А не показать ли девке достопримечательности Санкт-Петербурга? Она, небось, дальше вокзала с бомжами и цыганскими беженцами и не бывала.
Шубку и сапоги надевала радостно. Не боялась, как в тот раз. Поняла уже, что плохого не замышляет. Сигизмунд придирчиво оглядел Лантхильду и даже доволен остался. Девка как девка, шубка ромбиками, сапожки без застежки, шапочка вязаная (натальина еще, лыжная), из-под шапочки коса на воротник вываливается. Коса у девки знатная. Целый отъевшийся удав Каа.
По скрипучему снежку прошлись. Дошли до Казанского, прогулялись под колоннадой. Колоннада Лантхильду впечатлила. Рукой трогала, голову вверх задирала, дивилась, но далеко от Сигизмунда отходить не решалась.
Однако экзамен выдержала. Под ручку ходит нормально. Прохожие не шарахаются.
Вышли на Невский. Прогулялись немного. У спуска в метро два ладных молодца били третьего мордой об капот. Не на самом Невском, конечно, а в сторонке, возле “Молодежного”. Вернее, возле ресторана “Шанхай”.
Лантхильда повела себя странно. Сигизмунду доводилось гулять с девушками по ночам и наблюдать подобные сцены. Наталья брезгливо морщила нос и требовала “уйти отсюда”. Обычно он говорил ей: “От правды жизни не убежишь, Наталья Константиновна”. Это ее злило.
Аська — та буйно вопила что-нибудь, и ее приходилось утаскивать.
Лантхильда же заинтересовалась. Безмолвно замерла шагах в трех, уставилась. На ее лице, освещенном разноцветными огнями, проступило явственное одобрение. Когда один из молодцев, почувствовав на себе пристальный взгляд, обернулся, Лантхильда сказала ему что-то и засмеялась. “Бык” сразу утратил к ней интерес. Будто пароль от нее услышал какой-то.
Сигизмунд опять насторожился. Может быть, девка все-таки связана с криминальной средой?
Он решительно взял ее за руку и почти силой увел. По дороге Лантхильда ему что-то с жаром объясняла. Несколько раз мелькнуло имя “Вавила”. Еще был помянут какой-то “Скалкс”. Один явно аналогичным образом обходился с другим. Похоже, в криминальную разборку Вавилы со Скалксом были каким-то образом замешаны также брозар с Аттилой.