Простолюдины качали головой и говорили: это от дьявола. А все психологи в городе скабрезно улыбались, перешептывались и хихикали. Они считали, что у птеродактиля явно выраженный Эдипов комплекс. А все христиане решили, что жена сия вознесена живой на небо за свою супружескую добродетель.note 8
Вика пришла в восторг. Зная сестрицу, заранее предвкушала, какими пластическими средствами та будет все это изображать.
— А в роли птеродактиля кто — Вавила?
— Да на фига! Дидиса попросим, сколотит какого-нибудь… Вавилыч будет бутербродом. Сильная роль. Психологическая.
— Каким бутербродом?
— Ну, засохшим… Там печальная тема, одиночество, ожидание, безнадежность… Вставим интермедии. Вальс жены с бутербродом. Кстати, она от бутерброда забеременела.
— В рассказе об этом нет.
— Я так вижу, — заявила Аська. — Это можно классно сыграть, только с умом подойти надо. Растянем на час десять. Зритель обрыдается. Музыку возьмем Прокофьева. Или нет… Хачатуряна. Нет, Прокофьева! Там вальс… А что, у него Золушка с метлой танцует, а у меня — жена с бутербродом.
— С ума сойти, — сказал Сигизмунд.
— Вот этого я и добиваюсь, Морж, — торжествующе заявила Аська. — Этого и добиваюсь! И зрителя сведу, и сама рехнусь!
На солнцеворот Аська с Вавилой действительно укатили в Иван-город. И Вамбу с собой сманили. Новый реж сулил чудеса звука и света.
Над городом повисла тяжкая жара. Сигизмунд теперь спал с Лантхильдой раздельно, чтобы не задыхаться под одним одеялом. Яростно мечтал о кондиционере. Каждый год давал себе слово купить и каждый год что-нибудь да мешало. Сейчас мешало отсутствие денег. Лет десять назад — отсутствие кондиционеров.
А тут еще начали одолевать тревожные сновидения. Сны приходили по нескольку за ночь, яркие и удивительно реальные. Наутро в памяти оставались лишь обрывки, которые к полудню тускнели и исчезали.
Аттиле тоже снились сны. В отличие от Сигизмунда, старый вандал запоминал их все, рассказывал за завтраком и пространно толковал. По толкованию аттилы выходило, что надвигается конец света.
Сигизмунду тоже чудилось нечто сходное. Несли в себе эти сны что-то подспудно угрожающее.
Однако наступающий день с его заботами и суетой неумолимо поглощал предчувствия.
А забот хватало. Организовать школу выживания, открыть и зарегистрировать оказалось куда более хлопотным делом, чем регистрация тараканобойной фирмочки. Однажды у супермаркета Сигизмунд заметил объявление: «Школа русского рукопашного боя. Продолжение исконных языческих традиций древних славян». Решил, что конкуренты, и ревниво вчитался. «Языческие традиции древних славян» включали в себя традиционный русский «бой в салоне автомобиля». Сигизмунд засмеялся и ревновать перестал.
А сам-то он чему обучать людей собирается? Богатеньких жен «новых русских», в частности? Какие продукты из мусорного бака являются съедобными, а какие — нет? Языческие традиции древних вандалов?
Плывущий в летнем мареве мир казался Сигизмунду все более и более абсурдным.
И вот настал день, когда Сигизмунд проснулся и ясно понял, чего он хочет. Он хочет в Анахрон.
Два дня перебарывал желание. В гараже ничем не пахло. Дома Аспид с фотографии ухмылялся как-то особенно гнусно.
По мере того, как стопка денег — приношений Вамбы и Вавилы — под фотографией росла, физиономия у Аспида делалась все более ехидной.
На третий день Сигизмунд, как обычно, вывел машину. Мотался по городу. Заехал к Светке, обсудил некоторые детали. Зашел в столовку на Садовой, взял три беляша и стакан жидкого кофе. Разница с советскими временами небольшая — разве что беляши теперь разогревают в микроволновке.
Вышел. Походил, покурил, не спеша сесть в машину. Смотрел по сторонам. Совсем недавно, когда Анахрон переместил его в ноябрь 1984 года, Сигизмунд точно так же стоял на Садовой — в каких-то ста метрах от этого места. И точно так же курил.
Как разительно все-таки изменился город! И город, и люди… Не хочется назад, в прошлое. Но почему же его так тянет в Анахрон?
Съездил на рынок автозапчастей. С часок потолкался там. Одурев от жары, вернулся в центр.
Открыл дверь в гараж, чтобы поставить машину, и… Сигизмунда чуть не выворотило. Там не просто смердело — там буквально вопияло к небесам.
Несмотря на жару, в животе Сигизмунда свернулся ледяной ком. Судя по интенсивности запаха, в Анахроне сейчас толчется целая армия. С лошадьми, телегами и обозными шлюхами.
Как во сне Сигизмунд закрыл гараж.
С ним поздоровались. Обернулся — соседка Софья Петровна с пудельком.
— Что-то вас давно не видно, Сигизмунд Борисович. Я уж думала, на дачу уехали…
— Уедешь тут…
Она принюхалась.
— Господи! Чем это тут пахнет?
— Кошка, небось, в баке сдохла, — находчиво соврал Сигизмунд. — Или из ресторана неликвиды вынесли. Кстати, многие из этих неликвидов вполне годятся в пищу…
Тут Сигизмунд понял, что машинально начал пересказывать план-конспект федоровских занятий, и вовремя остановился.
Софья Петровна наморщилась.
— Скажете тоже — «неликвиды»! В стране люди голодают, а эти пиццу выбрасывают. Зажрались. Тут целую коробку колбасы вынесли, хорошая колбаса, только сверху немного плесенью пошла. Я уж бомжей упрашивала-упрашивала хоть пару палочек для собаки… Так не дали! Жадные стали все.
Слова Софьи Петровны Сигизмунд слышал как будто очень издалека.
— Пойду я, — сказал он наконец. — Не могу я эту вонь выносить. Вы уж извините, Софья Петровна.
У себя дома Сигизмунд застал Викторию. Вошел и выдохнул одно только слово:
— Перенос!..
Плюхнулся на табурет посреди кухни, обхватил голову руками.
Виктория посмотрела на него тревожно. И направилась к деду — докладывать.
Явился Валамир. Озабоченно спросил о чем-то. Вика, не переводя диалог на русский, ответила деду.
Дед неожиданно просветлел лицом.
— Сегерих? — спросил он.
— Откуда я знаю?! — заорал Сигизмунд, подскочив на табуретке. — Хуерих!
— Хуерих? — переспросил дед. Видно было, что припоминает человека со сходным именем.
— Что делать-то? — спросил Сигизмунд у Вики. — Может их, это… ликвидировать? А деду не говорить.
Вика метнула на Сигизмунда яростный взгляд.
— Я с тобой пойду.
— Как ООНовский наблюдатель? Как миротворец? Чтоб я лишних в колодец не спустил? — язвительно осведомился Сигизмунд.
— Идиот! — взорвалась Вика. — Кто тебя из камеры второй раз вытаскивать будет?
— А зачем меня вытаскивать? Я еще там не сижу.
— Тебя уже один раз перемещало.
— А может, я ХОЧУ, чтобы меня переместило! — И сам понял, что ляпнул глупость.
Вика даже спорить не стала. Просто пошла за ним и все.
Уже на полпути к Анахрону она нагнала его, вкрадчиво просунула руку ему под локоть и проговорила:
— Морж… Ты только не злись, если я там бояться буду.
— Да ты железяку-то неси нормально! — раздраженно сказал Сигизмунд. — Что ты ею меня по ногам-то бьешь!
На плече у Сигизмунда покоился лом.
Анахрон встретил их мертвой тишиной. Ни дрожи, ни вибрации — вообще ничего. Все было необитаемо и заброшено. Только сейчас Сигизмунд остро ощутил, насколько тут все заброшено. Да, давно нет в Анахроне настоящего хозяина.
Но оставалось еще кое-что, и это «кое-что» не давало Сигизмунду покоя все время, пока он шел по подземному тоннелю. Несмотря на полную заброшенность, Анахрон все-таки вел себя как некое живое существо. Пусть чудовищное, пусть рукотворное — но живое. Или удачно имитирующее жизнь.
Сейчас здесь все будто бы умерло. Или затаилось?
«Предбанник» встретил их тишиной. Вика держалась до странного непринужденно. Подошла к стеллажу, начала расспрашивать о предназначении разных цилиндров.
Не отвечая, Сигизмунд приник к окуляру.
И отпрянул!
Вся камера была занята гигантским монстром! Прямо перед окуляром в свете ламп виднелась грубая черная шкура.