Вика молча поднялась и ушла из кухни.
Аська крикнула ей вслед:
— Виктория! Не злись!
— Налейте мне там чаю! — отозвалась из комнаты Вика. — Я сейчас.
Она действительно вскоре появилась на кухне. Обиду тщательно скрывала. Сказала только:
— Вообще–то я это из самого сердца вынула. Ублюдки вы…
— А что? Мне тогда понравилось. Прочел с интересом, — сказал Сигизмунд.
— Не все что вынуто из сердца годится для сцены, — наставительно произнесла Аська.
Сигизмунд начал делиться замыслом «Нового Адама», он же «Народный Контролер». Процитировал на память несколько перлов из доклада Константина Устиновича Черненко.
— Ты бы еще Брежнева инсценировал, — разозлилась Аська.
— Злая ты все–таки, Анастасия, — заметила Вика. — К тебе народ с творческим поиском, а ты как говно.
— Я сама в творческом поиске. Причем, непрерывном.
— Все равно. Это не повод жлобиться.
— Кто тут жлобится? Я просто материал отбираю. Вы что ли одни тут такие творческие?
Аська добыла из кармана тесных джинсов мятую бумажку.
— Твои ребята дали вчерась… С которыми ты тусуешься непрерывно… Историки долбанные…
— Они что, еще и пишут?
— Девка одна написала. У них хранилось.
РАССКАЗ О САМОЙ ВЕРНОЙ ЖЕНЕ
Как–то у одной жены умер муж. Похоронив покойника, вдова заперлась в своем замке. Она не принимала гостей, не выходила на улицу и даже в окно не смотрела.
Она не убрала со стола недожеванный мужем бутерброд, не вытирала пыль и не мыла пол в отпечатках Его ботинок. И что характерно, ни разу не сменила постельного белья, хранящего очертания Его тела, а также некие (иные) следы Его пребывания в этом мире.
Двадцать пять лет провела она в супружеской постели, проливая слезы и призывая к себе любимого.
И наконец случилось так, что она забеременела. Но простыни ко времени зачатия уже настолько окаменели, что через девять месяцев верная жена разродилась ископаемым яйцом, из которого вылупился маленький птеродактиль. Через год он выпорхнул в окно, унося в клюве родительницу. И скрылся за горизонтом.
Простолюдины качали головой и говорили: это от дьявола. А все психологи в городе скабрезно улыбались, перешептывались и хихикали. Они считали, что у птеродактиля явно выраженный Эдипов комплекс. А все христиане решили, что
жена сия вознесена живой на небо за свою супружескую добродетель.note[8]
Вика пришла в восторг. Зная сестрицу, заранее предвкушала, какими пластическими средствами та будет все это изображать.
— А в роли птеродактиля кто — Вавила?
— Да на фига! Дидиса попросим, сколотит какого–нибудь… Вавилыч будет бутербродом. Сильная роль. Психологическая.
— Каким бутербродом?
— Ну, засохшим… Там печальная тема, одиночество, ожидание, безнадежность… Вставим интермедии. Вальс жены с бутербродом. Кстати, она от бутерброда забеременела.
— В рассказе об этом нет.
— Я так вижу, — заявила Аська. — Это можно классно сыграть, только с умом подойти надо. Растянем на час десять. Зритель обрыдается. Музыку возьмем Прокофьева. Или нет… Хачатуряна. Нет, Прокофьева! Там вальс… А что, у него Золушка с метлой танцует, а у меня — жена с бутербродом.
— С ума сойти, — сказал Сигизмунд.
— Вот этого я и добиваюсь, Морж, — торжествующе заявила Аська. — Этого и добиваюсь! И зрителя сведу, и сама рехнусь!
* * *
На солнцеворот Аська с Вавилой действительно укатили в Иван–город. И Вамбу с собой сманили. Новый реж сулил чудеса звука и света.
Над городом повисла тяжкая жара. Сигизмунд теперь спал с Лантхильдой раздельно, чтобы не задыхаться под одним одеялом. Яростно мечтал о кондиционере. Каждый год давал себе слово купить и каждый год что–нибудь да мешало. Сейчас мешало отсутствие денег. Лет десять назад — отсутствие кондиционеров.
А тут еще начали одолевать тревожные сновидения. Сны приходили по нескольку за ночь, яркие и удивительно реальные. Наутро в памяти оставались лишь обрывки, которые к полудню тускнели и исчезали.
Аттиле тоже снились сны. В отличие от Сигизмунда, старый вандал запоминал их все, рассказывал за завтраком и пространно толковал. По толкованию аттилы выходило, что надвигается конец света.
Сигизмунду тоже чудилось нечто сходное. Несли в себе эти сны что–то подспудно угрожающее.
Однако наступающий день с его заботами и суетой неумолимо поглощал предчувствия.
А забот хватало. Организовать школу выживания, открыть и зарегистрировать оказалось куда более хлопотным делом, чем регистрация тараканобойной фирмочки. Однажды у супермаркета Сигизмунд заметил объявление: «Школа русского рукопашного боя. Продолжение исконных языческих традиций древних славян». Решил, что конкуренты, и ревниво вчитался. «Языческие традиции древних славян» включали в себя традиционный русский «бой в салоне автомобиля». Сигизмунд засмеялся и ревновать перестал.